– …И во сколько же тебе все это обойдется, Никифор?

На какой это странице? Ах, да! Вот она – вчерашний разговор с другом-врагом Гелеонисом, стершего собственное имя в пользу чужеземного – Даут!

Кто мог подумать, что мягкий юноша Гелеонис, изнеженный и утонченный, станет изощренным, коварным и жестким Даутом, который все полезное от службы императорского дворца в Константинополе перенесет в пропахшую лошадиным потом черную палатку Орхан-бея, и, наложив на это искусство пласты восточной мудрости, терпения и хитрости, создаст тайную службу, с успехом противостоящую византийской дипломатии и тайному секретариату?

И этому человеку нужно было ответить, как временному союзнику, полезному сейчас и, возможно, в счастливом будущем.

– Во сколько? Бывают такие ситуации, когда говорить о цене не приходится. Золото – самое изменяющееся в мире вещество. Вот оно лежит кружками монет, слитками и украшениями. А вот оно уже превратилось в грохочущее оружием войско, в корабли, наполненные товаром, в грозные крепостные стены. Еще некоторое время и то же войско, и тот же флот, и те же сооружения переплавляются и становятся опять золотом. Вот красавица – гордая и неприступная. Она воротит нос и затыкает уши при твоей попытке к ней приблизиться и заговорить. Вот народ, ненавидящий тебя, плюющий в лицо и кидающий камень в спину. Дай им пригубить волшебства золота и уже очень скоро будешь измучен вопросом, как снять красавицу со своей шеи, и как очиститься от болота лести и угодничества вчерашних недоброжелателей? И они потерпят, когда ты станешь вытягивать из них волшебство, капля за каплей. Золотую монетку за золотой. До тех самых пор пока совсем не очистишь их. А вычистив, тут же опять получишь презирающих тебя…

– Никифор, остановись! – рассмеялся тогда Даут. – Мой вопрос звучит не более, как сочувствие…

– Сочувствие?! – рассмеялся тогда и сам Никифор…

А ведь действительно, была бы с ним хотя бы одна единственная добрая душа, то она посочувствовала тому, что парадинаст империи, с кровью оторвал от собственных сбережений многое, что ушло на оплату крикунов, лазутчиков, вербовщиков и многих других, без которых сегодняшний театр для единого зрителя василевса не мог бы состояться. Свои – кровные, ибо все нужно было сделать быстро и тайно.

И сколько же золота на все это ушло? Где эта страница? Где? И нужна ли она сейчас, когда требуется что-то другое, что не даст сорвать это прекрасное театральное действие, которое сейчас губит его единственный нужный зритель.

«Есть ли ему прощение?»

Чудовищный по краткости и сущности вопрос. Ведь еще со времен древних римлян покинувший свой пост у ворот или на стене воин карался смертью. Византия прямой наследник гордого Рима, и хотя суровость и непоколебимость последнего несколько смягчило время и обстоятельства, но все же…

«Нужен ответ. Нужен ответ! Скорый и правильный!»

Но эта скорая и правильная мысль вдруг перелистнулась и предстала страницей расходов, ранее запрашиваемой, опоздавшей и не нужной сейчас.

А она горит золотыми чернилами по дорогущему пергаменту. Сколько строк, ах, сколько строк! Вот они расходы, чтобы послать галеру в Каталонию. Оттуда корабль должен был привезти полсотни головорезов для личной охраны Никифора и его богатств. Выбор правильный – каталонцев ненавидят все и поэтому они не посмеют сделать лишнего шага в чужой стране. Будут вынужденно верны. Тем более за деньги. Во-вторых, они прекрасные мореходы, лучшие в Средиземноморье, моряки, которые с удовольствием приняли не только навигационные навыки, но и многие морские названия и приказы, используемые теперь даже византийцами. Это важно, ведь в случае бегства морем для Никифора лучшей морской и абордажной команды не будет. И что же?..

Вместо полусотни приплыли многие сотни. Приплыли и начали совсем другую жизнь для скромного помощника эпарха Константинополя. Это «чудо», это «христианское войско» вначале смутившее Никифора своей численностью, а значит расходами, так все прекрасно устроило. С него началась уверенность и стабильность в Константинополе. Вокруг него стали скапливаться одиночки-рыцари из Европы желающие сразиться за веру с османами. С оглядкой на крепкий кулак прибывших, в армию Византии потянулись разбежавшиеся еще недавно воины самого византийского войска. Устроило Никифора и то, что смущенные своей незапрашиваемой численностью каталонцы долго не препирались и согласились усесться на стенах Константинополя за «хлеб и воду». Никифор-то знал, что в их землях свирепствует голод. На том и выехал. Теперь у него была своя личная гвардия – каталонцы.

Расходы, конечно. Хотя это теперь уже из государственной казны. Но для гостей из Каталонии это – все еще милость самого Никифора. Казалось бы, хорошо, но вышло еще лучше!

Каталонцы предоставили шанс выловить проклятого «синего дьявола». Спасибо Дауту за подсказку и за девицу. О чем только думал этот верный пес Орхан-бея? Неужели о том, что Никифор и впрямь посредством Шайтан-бея будет искать милости османского владыки? Наивно, ох, наивно. Что там крепкий, но малый вождь дикого народа? Никифор сморит на мощный Запад, на его вершину, на папский престол, на руку, что должна благословить его на императорский трон в обмен на церковную унию.

Вот куда далеко заглянул сын простого торговца из нищего квартала Константинополя!

Разве тут остановишься перед расходами, даже если они умопомрачительны.

О, сколько золота, о, сколько трудов. И все это может оказаться напрасным оттого, что Никифор упустил маленькую деталь – старухой с запиской он вынудил молодого каталонца забыть о долге и покинуть пост…

И что теперь? Что?

И пока Никифор находился в некотором замешательстве, василевс поднял свою властную руку. После этого должно последовать слово. Слово, отменить которое так же сложно, как и волю Господа.

«О, Господи! Сколько же я потратил на это сил и… золота! И почему же я об этом не подумал заранее? Оставленный пост… Оставленный пост…» – с горечью метался в мыслях Никифор и закрыл глаза, будто сейчас по его голове будет нанесен жесточайший удар.

* * *

– Стены города Константинополя священны! Священна и служба тех, кто оберегает их. Покидающий священные стены не только нарушает свой воинский долг, он оскверняет… Что это? Что? Кто это?

Грациозно поднявший руку в стиле древних правителей гордого Рима василевс Иоанн Кантакузин был вынужден прервать свои справедливые слова, едва заметив, что плотно стоящая толпа в немом изумлении, а скорее восхищении стала образовывать проход. Будто раскаленный нож лег на головку сыра, будто железный лемех распластал жирную землю, будто жезл Моисея раздвинул воды. От низких дверей правой стороны башни Золотых ворот до расступившегося первого ряда народа у колесницы василевса образовался проход, по которому, приложив молитвенно руки к груди, шагала девушка непривычной красоты.

Прошли времена классического женского греческого носа, ушла навсегда пропорциональность черт лица, уже нельзя было с первого взгляда уверенно сказать – эта женщина дочь Эллады. Гигантский котел вечной войны переплавил на греческой земле множество враждебных армий и народов – славяне, варяги, болгары, венгры, арабы, турки… Но остались их чада – дети насилия или вынужденного сожительства. Дети тех детей уже имели другой цвет кожи, изгиб губ, цвет глаз и волос. Через столетия от продолжающегося смешения крови народов появился совсем другой тип женщины, разительно отличающийся от академических статуй древних времен. Это были женщины солнечного юга – гибкие и выносливые, как трава степей, быстрые и пронырливые, как ветер, жаждущие свободы и простора, как птицы, жаждущие удовольствий и дорогих подарков, как засеянные нивы дождя.