– Так же как и ее мать, – кивнул головой Никифор. – И ты бы никогда не узнал, если бы…

– Если бы не мои душевные беседы с рабом осман Франческо Гаттилузио. Тот настолько был восхищен своим спасителем, что во всем превозносил его. Особенно за то, что тот жизнь свою кладет, чтобы отыскать дочь и жену. Именно здесь наш «синий палач» и допустил промах. Говорят, страшные пещеры Марпеса ослабляют человека.

– Да, тогда «синий шайтан» слишком разоткровенничался и тем… помог нам. Отец на свадьбе дочери. Любящий отец. И любящий муж! А любящий муж должен быть, где?

– Рядом с любимой женой, – усмехнулся Даут.

– А она где?

– Возле великого герцога Джованни Санудо! – воскликнули оба одновременно и даже пожали друг другу руки – бывшие друзья юности, непримиримые враги зрелости и союзники последних недель.

– Пора, – кивнул головой Даут.

– Пора – подтвердил Никифор и махнул рукой.

Тут же раздались звуки сигнальных труб. Над приумолкнувшей толпой раздался громогласный голос специально приглашенного для объявления знатных гостей дьяка из собора святой Софии:

– Великий герцог наксосский Джованни Санудо!

* * *

Известие о том, что где-то там на краю улицы, заканчивающейся большой площадью перед дворцом-цитаделью Влахерны, показался еще какой-то гость, совершенно не вызвало никакого интереса среди абсолютного большинства присутствующих на дармовом угощении. Толпа даже и не подумала расступиться перед великим герцогом, уже пресытившаяся зрелищами и измученная запахом жареного мяса. Более того, пустые желудки черни уже вызывали неудовольствие и раздражение. Поэтому, когда немногочисленный кортеж восседающего на гнедой лошади герцога решил по скорому проследовать сквозь толпу, то столкнулся с недовольной массой, отвечающей на то, что всадники вновь прибывшего знатного гостя бесцеремонно расталкивают их грудью и корпусами своих скакунов, руганью, угрозами и плевками. Более всех в этом преуспели два десятка крепышей в зеленых и коричневых хитонах селян, что позволили себе даже хватать лошадей под узду.

Предчувствуя новое зрелище, что грозило перейти в настоящую драку, народ поспешил на нарастающий шум. В этом общем движении никто не обратил внимание на то, как мужчина в не подходящей для все еще теплого начала осени плотной шерстяной хламиде[237], с явным наслаждением ударил ногой по одной из двух клюкв, на которые опиралась пополам согнутая старуха, которая была одета во множество одежд, подобно луковице.

Не ожидая такой подлости, калека попыталась устоять при помощи второй изогнутой палки, но и ее выбил из старушечьей руки этот же бессердечный мужчина. Теперь, лишенная поддержки несчастная зашаталась и в поиске подмоги опустила руки на каменные плиты площади. Но в таком положении она простояла недолго. Толчок правой ноги изверга повалил ее на бок.

Сердито сопя и что-то бормоча себе под нос, старуха подтянула к себе помощники-клюквы и с трудом стала подниматься. Но мужчина с ехидцей засмеялся и толкнул убогую той же ногой.

Только теперь старуха освободила свой глаз из-под нескольких чепцов и накидок и с грустью посмотрела на обидчика. Узнав того и тяжело вздохнув, она тихо и пискляво произнесла:

– Не пристало… И очень странно для святого отца вот так топтать ногой свою паству.

На это мужчина еще громче рассмеялся и наклонился к своей жертве:

– Палка для глупца – лучшая из наук. Да и полезно это – вразумить действием заблудшего. А уж для изгнания демона из праведного тела христианского годятся все средства. Так что вытрясти из кучи старушечьих нарядов «синего шайтана» – это богоугодное дело для любого святого отца.

– Даже для такого удивительного святого отца, как сам прот земли афонской, – согласно кивнула головой старуха, и, оглядываясь по сторонам, медленно поднялась на ноги, не забыв о своих клюквах и пополам согнутой спине.

– И куда же ты опять собрался, сын мой? – с насмешкой спросил отец Александр.

– Дела у меня. Срочные и неотложные, – вернулся к своему естественному голосу Гудо.

– А я был лучшего мнения о твоем уме и сообразительности, сын мой. Ну, допустим, Никифор и его люди упустили тот момент, когда отвратная калека старуха подбросила на груду подарков очень заметный и притягательный для невесты синий мешочек. Пусть не сейчас, а позже Грета увидит его, откроет и порадуется подарку своего Гудо. Несмотря ни на что, ее Гудо пришел на свадьбу и даже преподнес очень дорогой подарок. Может быть, единственное, что у него есть из драгоценностей. И я бы тебя не узнал. Но вспомнив о том, что иудеи во многом тебе помогли и обязаны тебе за лечение их братьев, я решил, что ты скрываешься у них.

– Мэтр Гальчини всегда говорил: «Нет хуже врага, чем собственный язык».

– Доля истины в этих словах велика. Ни один еврей не вышел из своего квартала на эту свадьбу. Только согнутая старуха. Мои люди строго выполняют указания и проследили бы за каждым. Благо, что ты был единственным. Но! Твои враги не так уж и глупы, чтобы не продумать сеть, в которую они заманили тебя вот этой самой свадьбой. Ты ведь это понимаешь? Верно? Ты знаешь, что это ловушка, сплетенная только с единственной целью – схватить «синего шайтана», чтобы потом выгодно его устроить согласно их планам. А в их планы совсем не входит такое доброе дело, как вернуть отцу дочь, а мужчине его дорогую сердцу женщину… Да, постой ты! Постой, Гудо!

Но Гудо, казалось, оглох. Как ослепший старый кабан, он низко опустил голову и ею раздвигал людей, как тот же дикий зверь раздвигает камыш, кусты и камни, стоящие на пути.

– Я тебя сейчас так огрею по твоей огромной башке, что из нее выскочат мозги, остынут и опять вернутся на свое прежнее место! – с явной угрозой произнес отец Александр, доставая из-под плаща окованную железом короткую палицу.

Только после этих слов Гудо остановился, и, осмотрев оружие прота земли афонской, с горечью сказал:

– Что вам всем от меня нужно? Я просто хочу, чтобы Адела и Грета были вместе. Свободными и счастливыми. Хочу и сам быть рядом с ними, если на то будет их воля и желание. И большего я ничего не желаю. Слышишь ты, мудрый из мудрых? И им всем передай. И Господу скажи. Ты ведь с ним в особых отношениях. На него у меня еще есть надежда. А если и он меня подведет, то…

– Остановись и в этом! – властно велел отец Александр. – В Библии сказано: «Не обманывайтесь, Бог поругаем не бывает. Что посеет человек, то и пожнет»[238]. Уж слишком многое ты посеял, чтобы просто от всего отойти. Многим нужны тайны тамплиеров. Ты хранитель их страшных секретов. А мне эти тайны не нужны. Мне важно другое. Я могу помочь тебе. Ты же должен помочь мне.

Увидев, как наливается кровью лицо Гудо, отец Александр поднял свою палицу.