– Расскажи нам, доченька, как выглядит в Саудовской Аравии место, где обучают женщин, – заговаривает Дорота во время десерта. – Мы ничего об этом не знаем, а это интересно. Все наверняка иначе, чем где-либо в мире.

– Программа, пожалуй, не намного отличается, потому что выпускники должны иметь те же знания по окончании университета в Саудовской Аравии, что и в Колумбии или Польше. Но есть пара изюминок, и, конечно, отличается вся система обучения.

– Ну так давай! – Дарья подпирает голову руками и в ожидании смотрит на сестру. – Что есть такого совсем отличающегося?

– Как что? – смеется Марыся. – То, что университеты не совместного обучения, женщины учатся отдельно.

– Ну, это известно, Саудовская Аравия, – поддакивает Дорота.

– На территорию женского университета не может войти ни один парень, даже столетний дедушка, потому что саудовки взбесились бы от возмущения. Поэтому начиная с преподавателей и заканчивая уборщицами и охранниками – все женщины. Благодаря этому даже наиболее ортодоксальные и религиозные студентки могут безопасно учиться и не должны носить абаи, платки и не закрывать лица.

– О, прекрасно! – выкрикивает младшая сестра. – Как у меня в Multinational School! Не совсем, – сама себя исправляет она. – У нас есть парни.

– Университет – это безопасный охраняемый поселок только для женщин. Но должна сказать, что было пару случаев, когда девушки не хотели снимать покрывало с лица или перчатки.

– Не могу в это поверить! – включается Хамид, который под впечатлением решает простить жене и уже не злиться на нее.

– Ну, так поверь, потому что я была этому свидетельницей. Неплохое было развлечение.

– А что произошло?

– Одна говорила, что не притронется ни к чему без черных тканевых рукавичек, и из-за этого даже не добралась до первого занятия по анатомии. Вторая же в прозекторской задела бедного покойника свисающей чадрой и тоже сбежала. Потом у нас было собрание потока с нашим куратором, кстати образованной женщиной, которая осторожно намекнула, что, если кто-то не будет выполнять правила поведения во время учебы, это значит, что он не способен стать врачом и должен сменить специализацию.

– И что? Кто-нибудь согласился?

– В общей сложности четыре девушки, а несколько других, достаточно традиционных и религиозных, в том числе и моя подруга Духа, нашли выход из положения. Они просто надевают хирургическое облачение, где маска и головной убор практически полностью закрывают лицо и волосы. Резиновые перчатки во время вскрытия и так необходимы, поэтому руки у них закрыты, а зеленый хирургический костюм скрывает все прелести.

– Резала уже кого-нибудь? – Дарья живо интересуется наиболее интересной для нее темой. – Мужчину? – у нее румянец на лице. – Вскрытие мужского члена делается в черных резиновых перчатках и чадре, закрывающей лицо чистокровной мусульманки! – взрывается она молодым смехом.

– Я ведь тебе уже говорила, что ни один мужчина не может проникнуть в университет, даже мертвец.

– Но это глупо… – девушка разочарована.

– Нам доставляют тела женщин и детей, в основном азиатского происхождения.

– Почему именно бедных азиатов? – девушка задает вопросов больше всех, потому что она меньше ориентируется в теме.

– Мы, мусульмане, как и евреи, не можем быть вскрыты после смерти, потому что на тот свет должны быть отправлены со всеми кишками на своих местах, – иронизирует Хамид, но объясняет это образно. – Иначе наша душа не будет знать покоя и будет блуждать, пугая по ночам таких любопытных, невоспитанных девочек, как ты. Бууу!

Он наклоняется к молодой невестке, которая при его крике даже не вздрогнула, от ужаса пищат Адаш и Надя.

– Дарья, наверное, уже удовлетворила свое любопытство, теперь моя очередь, – вмешивается Дорота в разговор. – Обучение ведется на арабском?

– Нет, слава Богу, – Марыся вздыхает с облегчением. – Я на отделении, где обучение по-английски. Саудовцы хотят иметь кадры международного уровня, которые смогут ездить на конференции, читать лекции по специальности и совершенствоваться за границей, поэтому все так организовано.

– Это прекрасно! А что же тогда тебя так беспокоит? С чем ты не справляешься? – беспокоится мать. – Расскажи наконец честно.

– У меня есть такой предмет, как ислам, без зачета по которому меня не переведут на следующий курс, тем более не дадут диплом.

– Но это же очень интересно! – Хамид поддерживает эту идею. – Ведь тебе не задают, наверное, выучить на память Коран или участвовать в молитвах пять раз на день?

– Ну, нет! Но я должна вбить себе в голову всю историю арабов, в особенности эпоху завоеваний, включая подробности жизни пророка, правоверных калифов и самых главных суннитских религиозных деятелей. Зачем мне это?

– Любимая! Ты преувеличиваешь! – даже верный Лукаш возражает. – Такие древние события воспитывают пассионариев и читаются как сказки. Кроме того, расширяют кругозор.

– Ну, хорошо.

Марыся постепенно теряет терпение, потому что чувствует, что ей не удается никого переубедить, что ей тяжело и что она выбрала неимоверно сложную специальность.

– Самое плохое – это латынь. Нас учат мертвому языку! Что за чушь! Я должна уметь склонять такие словечки, как rex или mater. Черт возьми! Для чего это врачу?! Я понимаю, когда вбивают в голову латинские названия органов или костей и медикаментов, но зачем мне такие никому не нужные выражения или тексты! Убойно длинные тексты!

– У меня была латынь в лицее. Это не легкий предмет, – кивает Дорота с пониманием.

– Серьезно? У меня тоже! – признается Лукаш. – Ну, нас и ругали, когда мы бубнили!

– У меня это исключительно хорошо получалось! – Дорота хватает мужа за руку. – Подожди! Как это там?!

– Quousque tandem abutere, Catilina, patientia nostra[88], – декламирует она громко, делая голос низким и отбивая при этом ритм рукой.

– Что ж, я помню только: Abiit, evasit, excessit, erupit[89], но ни черта не знаю, что это значит, – Лукаш с удивлением смешно поднимает вверх светлые брови, а любящая жена целует его в высокий лоб.

Марыся смотрит на дружных супругов, и ей становится еще более досадно.

– Если знаешь пару европейских языков, то учить латынь не так уж трудно, – приходит к выводу Хамид. – Ведь во времена Средневековья в Европе употреблялись целые фразы из этого языка, и множество выражений перешло в современные языки. Была такая же ситуация, как сейчас с английским, из которого даже мы, арабы, заимствуем лексику, изменяя ее по-нашему.