одобрил Давид. Коллен улыбнулся робко и отвернулся поворошить палкой костер. — Все так и есть. — Священник взглянул на барда, лицо его в свете костра горело радостным рвением. — Господь привел нас сюда с определенной целью. Хорошо, Талиесин, я наставлю тебя в вере. И вместе мы воздвигнем крепость — крепость веры, и тьма ее не объемлет!

Они проговорили далеко за полночь. Как и ожидал Давид, Талиесин оказался способным учеником. Его ум мог сравниться только с его прозорливостью и памятью.

Давид договорился до хрипоты. Он описал землю Израильскую и древние пророчества о приходе Мессии, рассказал о рождении Иисуса, Его жизни и чудесах, объяснил значение распятия и чудесного воскресения, когда Иисус восторжествовал над смертью. Он и дальше продолжал бы рассказывать, потому что Талиесин готов был слушать до бесконечности, но костер потух, и ночной холод начал забираться под одежду. Давид потер глаза, взглянул на догоревшие уголья, на брата Коллена, заснувшего прямо на земле. Глубокая тишина покрывала холм, луна уже зашла, и стало совсем темно.

— Довольно на одну ночь, — устало сказал Давид. — Ах, — вздохнул он. — Послушай… Так звучит мир и покой.

— Сама ночь утишила мирские борения, — отвечал Талиесин, — чтобы почтить Того, Кто принес нам мир.

— Аминь, — зевая, отвечал Давид. — Пойдем же и мы, отдохнем с миром, пока еще есть время.

В общей сложности Талиесин провел с Давидом и Колленом четыре дня. Под конец этого срока Давид устало покачал головой и воскликнул:

— Я поведал тебе все, что знаю! Только святые отцы в Туре могут рассказать больше. — Он сощурился. — Тебе надо отправиться туда, Талиесин. Сядь у их ног — вытяни из них все, как вытянул из меня! По крайней мере, их познания истощатся не так скоро.

— Ты много рассказал мне, брат Давид. Больше, чем ты думаешь, — отвечал Талиесин. — Спасибо. Я отблагодарил бы тебя, будь у меня хоть что-нибудь ценное. Однако, если у меня есть что-нибудь, что тебе по нраву, только скажи.

— Даром ты получил, Талиесин, даром отдавай. Мы не назначаем цену за наши познания, не отгораживаемся премудростью от людей. Да и не стоит считать себя обязанным другу за пустяк, сделанный из дружеской приязни.

Талиесин обнял священника.

— Друг мой! — воскликнул он и пошел седлать лошадь.

— Отправляйся в Тур, Талиесин. Там Мартин — человек воистину замечательный. Он научит тебя тому, чему не смог научить я. Он ученый и весьма сведущ в вопросах веры. Он будет рад такому ученику.

— Подумаю, — обещал Талиесин, — но прежде я должен вернуться к Аваллаху. Навещу вас при первой возможности. А пока прощайте!

— Прощай!

Талиесин проехал через лощину между двумя холмами и двинулся вдоль подножия Тора, объезжая топь. Наконец он достиг дамбы, соединявшей холм с твердой землей, и продолжил путь ко дворцу. Во дворе его встретил Хафган.

— Четыре дня, Талиесин, — упрекнул его старый друид. — Твой отец о тебе спрашивал, и король Аваллах тоже.

— Неужели четыре? Мне показалось, один миг.

Они пошли в сторону дворца.

— Где ты был?

— Со священником Давидом. Обучался вере в истинного Бога.

— И валялся в грязи, судя по твоему наряду.

— Мы работали за разговором. Время летело. — Юноша остановился и схватил верховного друида за руку. — Это Он Самый, я уверен. Всевышний. Он жил среди людей, на востоке. Его звали Иисус, но Он называл Себя Путь, Истина, Жизнь! Только подумай, Хафган!

— Да, — отвечал друид. — Помню, Кормах упоминал об Иисусе. Говорил, что Его рождение сопровождалось великими знамениями. Но богов много. Не лучше ли почитать Его наравне с другими?

— Он — Любовь и Свет. И Ему следует поклоняться во всей истине. К тому же другие боги — как трава перед Ним, и не пристало нам их почитать. И потом, зачем воздавать почести твари, когда есть Творец?

— В твоих словах есть резон, — согласился Хафган. — Однако другие боги не так требовательны. Многие не захотят подчиняться такой строгости.

— Истина — это истина, ты сам меня этому учил. Если в ней будет хоть капля лжи, она перестанет быть истиной. Я знаю, где она, как же мне теперь от нее отречься?

— Не отрекайся, Талиесин, я бы никогда от тебя такого не потребовал.

Он хотел идти, но Талиесин крепко держал его за руку.

— Боги нашего народа: кузнец Гофаннон, богиня смерти Глота, громовержец Таранис, Эпона-всадница, юноша Мабон, Бригитта — Серебряное веретено, владыка леса Цернунн… да и сам Ллеу Длинная рука — все они указывают на одного безымянного благого Бога. Ты знаешь это, Хафган. Его-то всегда взыскали друиды. Ради Него мудрые с незапамятных времен бродили тропинками Иного Мира. Мы искали Христа, Хафган. А теперь Он нам открылся.

Друид долго обдумывал услышанное. Наконец, взглянув в глаза Талиесина, горевшие ясным светом, он произнес:

— Мне по сердцу твои слова. Но отринуть отеческих богов…

— Не отринуть. Подумай: ты меняешь изображение на первообраз, переходишь из тени в свет, отказываешься от рабства ради свободы.

Хафган улыбнулся.

— С тобой не поспоришь. Уже и сейчас твои речи — стрелы Благого Бога.

— Каждый воин приносит клятву стоять за своего господина. Недруги все ближе. Набат пробил, враг у ворот, надо принимать бой.

— Ладно, ладно, только не требуй, чтобы все разом встали на твою сторону.

Они вошли во дворец и прошли в большой зал. Сквозь высокие окна лился яркий солнечный свет, белым золотом рассыпаясь на блестящих каменных стенах. Талиесин быстро огляделся.

— Где все? — спросил он.

— Устали жить в зале и под предводительством Киалла разбили лагерь неподалеку. Но твой отец и Аваллах ждут нас в царских покоях.

Они пересекли светлое пространство зала, отражаясь в зеркальной поверхности пола, словно шли по воде, и очутились перед занавесом в дальнем конце. Слуга отдернул завесу, и они вошли.

В этот миг Аваллах говорил:

— …союз между нашими народами послужит взаимному благу. Мы с братом долго обсуждали это и решили…

По обе стороны от короля-рыболова сидели двое мужчин, очень с ним схожие: длинные темные кудри, густые черные бороды, богатые одеяния, изукрашенные самоцветами кинжалы за поясом. В обоих угадывалось то же величие. Можно было не сомневаться, что оба — волшебные существа, родичи Аваллаха.

Все глаза устремились на вошедших.

— А вот наконец и Талиесин, — сказал Эльфин, поднимаясь ему навстречу. — Мы тебя ждали.

— Прошу простить меня, государи, — произнес юноша, обращаясь к Аваллаху и своему отцу. — Я только что вернулся.

— Это певец, о котором я тебе говорил, — шепнул Аваллах сидящему справа, потом повернулся к Талиесину. — Мой, брат, Белин, — произнес он, — и мой сын, Майлдун. — Им обоим он сказал: — Талиесин, сын короля Эльфина.

— Король Аваллах предлагает нам заключить союз, —