своему столу мимо статуи, изображавшей во весь рост ее бывшего босса УСС и самого большого поклонника, Дикого Билла Донована.

В последние годы ее работы в агентстве мнения о Вирджинии были все столь же противоречивы. Отсутствие у нее недавнего полевого опыта неизменно играло против нее, но даже ее критики отмечали, что она необычайно хорошо умела «выявлять недостатки и подводные камни» в предлагаемых операциях, – кажется, в то время это был крайне редкий талант в агентстве. В 1961 году ЦРУ дискредитировало себя и президента Джона Ф. Кеннеди, фаната Джеймса Бонда, в неуклюжей попытке свергнуть Фиделя Кастро на Кубе. Как будто «День Д» не научил агентство необходимости тщательного планирования, ЦРУ высадило отряд кубинских повстанцев в бухте Кочинос с намерением ворваться вглубь страны, чтобы перехватить контроль у коммунистов Фиделя. Однако многие либо погибли, либо попали в плен всего в нескольких метрах от моря, застряв в невероятно труднопроходимом болоте мангровых корней. Никто в Вашингтоне, кажется, не знал об условиях, в которых предстоит проводить операцию, ориентируясь по грубым геодезическим картам XIX века. Кровавое фиаско привело к национальному унижению и, в конце концов, к уходу Аллена Даллеса с поста директора. Лорна вспоминает, как Вирджиния, в чью зону ответственности входила Куба, как-то дала редкий комментарий о своей работе. Обычно семья не задавала ей вопросов о ЦРУ, но в этом случае она призналась, что «рада», что операция «не была одной из моих».

В 1966 году ее зарплата существенно увеличилась до более чем 17 000 долларов. Вскоре после этого, в свой шестидесятый день рождения, она сдала именной жетон и в последний раз уехала со своего парковочного места в Лэнгли. По достижении шестидесяти лет сотрудник был обязан уйти в отставку, но большинство офицеров ее уровня и ее опыта обычно рассчитывали продолжить работу в качестве консультантов по обучению. Похоже, Вирджинии не было сделано такого предложения, или, может быть, ей просто надоела бурная жизнь ЦРУ. Кажется, сердце все еще продолжало ее беспокоить, но в любом случае это было неудовлетворительное завершение карьеры. Ее многочисленные поклонники в агентстве были ошеломлены, наблюдая, как она собирает вещи со стола и прощается со всеми, и некоторые в тот день наконец-то увидели ее настоящую. В секретном отчете о карьере Вирджинии ЦРУ признало, что ее коллеги-офицеры «чувствовали, что ее отодвинули на второй план – загнали на задворки – поскольку у нее было так много опыта, что она затмевала коллег-мужчин, которые чувствовали угрозу с ее стороны». Один из них сердито заметил, что «ее опыт и способности никогда не использовались должным образом». Возвращение в будничный мир дискриминации после триумфов на войне действительно было тяжелым – и Вирджинии это далось сложнее, чем многим. Но затем, как отмечал историк Джозеф Тренто, «многие герои Второй мировой войны сделали карьеру в ЦРУ, что не принесло реальных побед и привело к множеству трагедий»[457]. Доблесть редко приносит те дивиденды, которых от нее ожидают.

Вирджиния и Поль были вместе и строили грандиозные планы относительно их красивого дома во французском стиле в Барнсвилле. Наконец у Вирджинии было время заняться его украшением, вдохновленным французскими замками и венецианскими палаццо, которые она видела во время своих путешествий. Гостей, в том числе давних сторонников из ЦРУ, принимали в залитой светом гостиной с большими окнами. Вирджиния умела сохранить дружбу с близкими людьми на всю жизнь, и теперь, наконец, могла проводить с ними больше времени. В конце концов она дала себе передышку и перебралась в спальню на первом этаже, чтобы ей больше не приходилось иметь дело с лестницей и связанной с этим болью в ноге. Эта единственная уступка не помешала ей – по крайней мере поначалу – активно заниматься садоводством на тридцати акрах земли, окружающих дом. Она построила новую теплицу, выращивала овощи (особенно ее любимые топинамбуры) и посадила тысячи нарциссов для весеннего настроения. Поль надевал кожаный фартук и на четвереньках искал грибы. Они также держали особо злобных гусей, отгоняя их от дома, когда это было необходимо, с помощью веника и в конечном итоге превращая их, – или, по крайней мере, их печень, – в фуа-гра. Супруги даже пытались воспроизвести французский сыр из молока от своего стада коз – хотя одна партия не удалась, и на крыльце стояла вонь до небес. Любимым занятием была совместная готовка, а после Вирджиния любила ткать на старинном ручном станке.

Это были дружеские и партнерские отношения – редкий подвиг для многих бывших агентов времен Второй мировой войны, чьи любовные связи часто рушились под бременем того, через что они прошли. Брак Уильяма Симпсона распался почти сразу по возвращении в Великобританию: его опыт и инвалидность возвели непреодолимую стену между ним и женой. В рецензии на пьесу «В ожидании Годо» театральный критик Роберт Скэнлан однажды заметил, что, хотя произведение и не является дословным пересказом опыта Сэмюэля Беккета в Сопротивлении, его образы – и, несомненно, настроения, которые там представлены, – явно происходят из того времени: «Все, кто пережил войну в Европе, преобразились, и им было очень трудно выразить масштабы своего внутреннего смятения»[458].

По крайней мере Поль – на основании собственной службы во Франции – имел некоторое представление о том, через что пришлось пройти его исключительной жене. Однако периодически она в одиночестве бродила по старым местам в Нью-Йорке, пытаясь обрести душевный покой. Во время одной такой поездки ей пришлось проявить свою знаменитую находчивость. Она уже была у пункта взимания платы за проезд по дороге, когда поняла, что забыла бумажник. Не желая возвращаться за ним домой и терять время, она убедила оператора принять в качестве залога ее часы Tissot (подарок времен работы в ЦРУ), пока она не вернется и не погасит свой долг.

Однако даже Вирджиния не могла долго противостоять ухудшению здоровья. Постепенно она ослабла, потеряла мотивацию пользоваться своей искусственной ногой и забросила Катберта в угол, променяв на костыли. Вскоре она почти все дни проводила в кресле, наблюдала в окно за птицами и кормила из серебряной ложечки своих пятерых французских пуделей, расположившихся вокруг нее полукругом. Ее деятельный мозг буквально глотал один за другим кроссворды и книги по истории, рассказы о путешествиях, но особенно она любила книги о шпионах. Вирджиния по-прежнему отказывалась, несмотря на поддержку со стороны близких, написать автобиографию. Лорна, которая продолжала регулярно навещать тетю, часто просила рассказать ей что-нибудь, но Вирджиния отклоняла ее мольбы, ссылаясь на то, что она «видела слишком много трупов коллег, которые не держали язык за зубами». Без сомнения,