– Теперь понятно, почему я тебе нравлюсь, – бормочу себе под нос, стремительно вынырнув из его объятий, и поворачиваюсь к нему спиной.

– Что ты сказала?

Разворачиваюсь обратно, найдя глазами Раска, а он игриво улыбается, выгнув бровь.

– Ничего, – дарю ему мягкую улыбку, опустив глаза вниз.

Я почему-то без причины начинаю смущаться, хоть это никогда не было особенностью моего характера. Вильям подходит ко мне ближе и, коснувшись ладонями моей талии, притягивает меня к себе.

– Ты врёшь, – придвинувшись вплотную, шепчет мне на ухо Раск. – Да, я тоже считаю, что ты похожа на мою маму.

* * *

– Вильям, как там погода? – развернувшись, папа кидает броский взгляд на Раска, который только что вернулся с (на этот раз настоящей) пробежки. – Детка, держи, – он протягивает мне тарелку с моими любимыми панкейками, и я хватаю её двумя руками, в предвкушении закусив губу.

– Хорошая. Кажется, я в первый раз вижу солнце, пока я в Англии, – Вильям растягивает губы в издевательской улыбке. – Это всё тебе? – шёпотом добавляет и кивает на тарелку, в которую я вцепилась мёртвой хваткой, и только благодаря ей забыла о существовании других людей на этой планете.

– Да уж, Англия довольно пасмурна. Не то, что ваша родная Швеция, да? – непринуждённо бросает папа, не видя то, что мы с Раском снова как подростки начинаем дурачиться прямо за столом.

– Да, да, – Вильям отмахивается от моих жалких нападений, а жалкие они потому, что я не дотягиваюсь до него, сидя напротив за широким обеденным столом.

– Знаете, Вильям, Фрея буквально на всё готова ради этих блинчиков, – папа наконец разворачивается, и мы моментально выпрямляемся, сделав вид, что мы адекватные. – Вы сами-то готовить умеете?

– Нет, к сожалению, мистер Миллз, не умею, – Раск легко улыбается, облокотившись на предплечья.

– Придётся научиться, – папа поворачивается обратно и делает шаг в сторону, поближе к варящемуся на плите кофе.

– Да, обязательно, – Вильям переводит взгляд на меня, шёпотом добавив: – На всё, серьёзно? – двусмысленно улыбается, прикусив губу.

Сползаю вниз на стуле, вытянув ногу под столом, и с силой бью его. Раск резко наклоняется, опустив руку на место удара, и зажмуривается, но на его лице всё так же продолжает сиять надменная улыбка.

– Учитесь, учитесь. – Дарю Вильяму равнодушный взгляд, снисходительно улыбнувшись, и он прищуривается. – Придётся нелегко, сразу говорю, – слышу, как папа снимает турку с огня, выключив газ. – Моя дочь – чудесная девочка, но характер, конечно, не сахар, – он ставит передо мной кружку кофе, и я кидаю на него нежный взгляд.

– Папа! – мягко смеюсь, переведя взгляд на Раска. – Он так всех моих парней из старшей школы напугал. – Губы Вильяма расплываются в любовной улыбке. – Мне никто не перезвонил после этих ужинов, – смотрю на папу с претензией, и он пожимает плечами.

– Знаете, а я… – Вильям внезапно становится серьёзным, сводит брови к центру и поворачивает голову, будто прислушивается к чему-то. – Кажется, мне звонит кто-то. Я пойду. Можно? – настороженно произносит, и я щурюсь, рассматривая его самодовольную физиономию.

– Тихо ведь? – папа приподнимает брови. – Я не слышу. Никто не звонит.

– Я уверен, звонят, – Вильям мотает головой. – Я должен пойти, сейчас же, – замечаю, как его губы подрагивают в полуулыбке, и тут же понимаю, что это очередное представление от мистера Раска.

– Я не понимаю… – папа находится в полном недоумении и застывает в одном положении, и я касаюсь его плеча.

– Пап, он издевается, – перевожу взгляд на Раска, наклонив голову набок.

– Как ты знаешь?

– Фрея права, я пытался издеваться, – Вильям довольно улыбается, поджав губы. – На самом деле меня уже сложно чем-то напугать, – он находит меня глазами.

– Правда?

– Правда, – Раск продолжает смотреть мне в глаза. – Напугался уже. Когда чуть не потерял то, что было так дорого, из-за своей же нерешительности и глупости.

Вильям нежно улыбается, а я делаю мягкий вздох, разомкнув губы, и невольно сжимаю пальцы на папином предплечье.

– Детка, я его одобряю, – шепчет мне папа на ухо, наклонившись, и я поворачиваю голову в его сторону, заметив, что он внимательно разглядывает Раска, приподняв один уголок рта. – Ну, ладно. Давай, ешь уже.

Папа двигает тарелку ближе ко мне, и я, благодарно улыбнувшись, вкушаю первый блинчик, тут же отправившись на небеса от греющего душу вкуса детства.

– Я ненадолго уеду сейчас. По делам, – говорит папа, а мой взгляд внезапно приковывается к букету нежно-розовых пионов, появившихся непонятно откуда на нашем обеденном столе. – Погуляешь с Дейзи? Или погуляете? – он находит глазами Раска, а тот находит глазами меня.

Эти мужчины хоть что-то могут без нас решить?

– Да, конечно, пап, – улыбаюсь.

– Забыл кое-что уточнить, – он встаёт на ноги, захватив пустую тарелку. – Даниэль звонил. Звал тебя на прогулку с собаками. Я не смог ему отказать, – равнодушно добавляет, кинув изучающий взгляд на Раска.

Поворачиваю голову, найдя глазами Вильяма, а он смотрит вниз, едва заметно вскинув брови. Уголок его рта дёргается, и он, будто желая скрыть то, что ему не понравилась последняя фраза моего отца, приставляет кружку кофе к губам, отвернувшись в сторону.

– Понятно, – продолжаю пялиться на Раска и прищуриваюсь. Боже, ты ревнуешь? Как это мило. – Кстати, папуля, откуда здесь эти пионы? – игриво улыбаюсь, дотронувшись до нежных лепестков пальцами. – Вино, коврик, цветы… – задумчиво отвожу глаза наверх, а папа замирает на одном месте, с тарелкой в руках. – Если бы я придерживалась всяких диких теорий, я бы подумала, что у тебя кто-то появился, – мягко усмехаюсь, наконец переведя взгляд на его лицо. Папа нахмуривается, бегая глазами по моему лицу, и я внезапно становлюсь серьёзной. – Пап… – едва слышно произношу, а моё дыхание учащается. – Папа, это правда?

– А если бы это было правдой… – он на секунду отводит взгляд в сторону, а затем вновь встречается со мной глазами, – как бы ты к этому отнеслась?

– Даже не знаю, – наклоняю голову набок, переведя задумчивый взгляд на пионы. – Это было бы довольно… шокирующей новостью для меня.

Пожимаю плечами, не веря в то, что у моего папы могут быть отношения. Нет, я не считаю, что это плохо или может расцениваться, как предательство по отношению к маме. Просто… не знаю.

Неужели у вас никогда не было ощущения, что ваши родители в определённый момент своей жизни начинают жить не ради себя, а ради вас, своих детей, и тот факт, что они до сих пор могут ходить с кем-то на свидания, встречаться с кем-то, строить любовь… кажется… ну, не знаю… диким? Чем-то невозможным, нереальным, чем-то таким, во что сложно поверить. Или я тут одна такая?