Не корите нас за несколько затянувшийся социологический ликбез, но без знакомства с базовыми понятиями предмета, о котором пойдет речь в финальной главе нашей книги, поиск ответов на «проклятые вопросы» современности не всегда бывает успешным. Так что еще один тезис «от Михельса».

Михельс отмечал, что любой, даже демократической организацией всегда фактически правит олигархическая элитарная группа. И раз демократия для самосохранения и достижения стабильности вынуждена создавать организацию, а это связано с созданием элиты, активного меньшинства, которому массы должны довериться из-за невозможности их прямого контроля над этой организацией, то активное меньшинство неизбежно превращается в олигархию. По мнению Р. Михельса тот, кто произносит слово организация, тот одновременно говорит и слово олигархия, имея в виду, прежде всего, именно этот тип властвования. Поэтому, по мнению Михельса, никакой демократии никогда не существовало и не может существовать, так как народные лидеры, прорвавшись в политическую элиту, меняют собственный социальный статус и концентрируют силы на защите своих, теперь уже элитарных, интересов.

Для того, чтобы спроецировать эти утверждения на историческую практику, не будем забираться в эпоху Емельки Пугачева или Великой Французской революции, хотя, навскидку, г-н Михельс, твори он хоть при Робеспьере, был бы прав и честен. Если б выжил.

Исключение составляет относительно короткий временной отрезок «юных лет советской власти», отведенный как раз для формирования «новой элиты», пришедшейнасменудворянско-аристократическому сословию. Из «народа». Она, «элита», так и осталась до 1953 года в эмбрионально-зачаточном состоянии, не сумев в полной мере «поменять собственный социальный статус» и оформить «свой, теперь уже элитарный интерес» (по Р. Михельсу). Хотя пыталась. О чем свидетельствуют так называемые «сталинские судебные процессы».

«Неудержимое раздутие штатов, чудовищная бюрократизация всякого дела – горы бумаг и сотни тысяч писак; захваты больших зданий и помещений; автомобильная эпидемия; миллионы излишеств. Это легальное кормление и пожирание госимущества этой саранчой. В придачу к этому неслыханное, бесстыдное взяточничество, хищения, нерадения, вопиющая бесхозяйственность…преступления, перекачивающие госимущество в частные карманы».

Как будто вчера сказано, а это – Дзержинский. Фрагмент его выступления 20 июля 1926 года на пленуме ЦК, посвящённом состоянию экономики СССР. Тогда Дзержинский, презирая «правила корпоративной этики», назвал Пятакова «самым крупным дезорганизатором промышленности», а Каменева обвинил в том, что тот не работает, а занимается политиканством.

Возможно, кому-то покажется, что авторы книги, как говорят нынче в ученых кругах, не в мейнстриме, гребут поперек политического течения. Но такие уж авторы… И нам хотелось бы напомнить читателю начальный период становления бюрократических кланов и групп, переросших с годами в сообщества, присвоившие себе сегодня титул «элиты».

«Весной 1928 года в советской печати появились сообщения о разоблачении «крупной вредительской организации» в Шахтинском районе Донбасса. Как говорилось в официальном сообщении прокурора Верховного Суда СССР, «раскрыта контрреволюционная организация, поставившая себе целью дезорганизацию и разрушение каменноугольной промышленности района». На скамье подсудимых оказались 53 человека, в основном из числа местных специалистов. Государственное обвинение поддерживал прокурор Н.В. Крыленко. Обвинение состоит как бы из двух блоков: производственного и политического. Крыленко выделяет три формы собственно «вредительства» – неправильную постановку эксплуатации шахт, порчу машин и оборудования, неправильный выбор места для новых разработок. Кроме того, «шахтинцам» вменялось в вину создание подпольной организации, поддерживавшей связь с «московскими вредителями» и с зарубежными антисоветскими центрами. На первый взгляд, обвинения кажутся полной чушью по причине отсутствия мотивации. Зачем им все это было надо – неправильно эксплуатировать, портить машины? Все несколько проясняется, когда узнаешь, что началась эта история не в 1928 году, а значительно раньше.

…Все началось в незабвенном 1919-м, когда члены правления Днепровского южнорусского металлургического общества бежали в Польшу. Перед отъездом они поручили доверенным служащим сохранить предприятие и постоянно информировать их о положении дел. Из-за границы прежние хозяева связались со своими агентами. Связь велась через бывшего совладельца рудников Ружицкого, назначенного экономическим советником польского консульства в Харькове (он же, кстати, осуществлял связь и с группой на Днепровском металлургическом заводе). В течение 1921-1923 годов главный инженер Кадиевского рудоуправления в Донбассе Гуляков передавал через Ружицкого сведения о состоянии шахт и получал указания бывших хозяев. Указания были следующими: создавать видимость работы шахт, но при этом всячески препятствовать разработкам, не вывозить угольные запасы, сохранять ценные участки, имея в виду скорое возвращение хозяев. Их выдала бывшая жена Гулякова, которая 15 декабря 1923 года сообщила в ГПУ о том, что ее муж занимается экономическим шпионажем. Дело расследовал экономический отдел ГПУ УССР. Верховный суд УССР приговорил шестерых изобличенных «вредителей» к различным срокам лишения свободы – от двух до десяти лет.

Тогда-то органы ГПУ и взяли под пристальное наблюдение все шахты. Выяснилось, что подобные отношения с прежними хозяевами широко распространены среди старых специалистов. И только проведя колоссальную подготовительную работу, ГПУ арестовало группу специалистов угольной промышленности, открыв дело, которое потом и было названо «шахтинским».

И снова все нити ведут в 1919 год. Как показал на следствии инженер Н.Н. Березовский, «в случае занятия рудников красными войсками мы должны работать в пользу старых хозяев по сохранению рудников и оборудования в целости, чтобы их не обесценивать, чтобы при переходе рудников обратно к белым они не были взорваны или повреждены красными войсками». Впрочем, что можно иметь против заботы о сохранении предприятий, которые в любом случае будут работать на благо России? Но дальше пошли другие дела.

В 1923 году в Париже образовалось «Объединение бывших горнопромышленников Юга России», в Польше – «Польское объединение бывших директоров и владельцев горнопромышленных предприятий в Донбассе». Их задача была – добиться возвращения принадлежавших им предприятий – в концессию ли, или иным путем. Многие из них имели связь со старыми служащими в России. Теперь уже интересы бывших владельцев и интересы державы не совпадали.

Согласно материалам процесса, в 1923 году образовался «Харьковский центр», состоявший в основном из инженеров объединения «Дон-уголь». Один из руководителей «центра», Ю.Н. Матов, так формулирует его основные задачи: «Информация бывших владельцев о происходившем в Донбассе, добыче, состоянии работ и перспективах планов развития рудников и шахт. Проведение вредительской работы при производстве добычи, замедление темпов нового строительства. Вредительство при импортной механизации и рационализации. Общая установка в задачах и деталях организации сводилась к общей дезорганизации каменноугольной промышленности».

Работник «Донугля» С.Б. Братановский конкретизировал эти задачи, на первый взгляд кажущиеся бессмысленным саботажем:

«1) сохранение в неприкосновенном виде более ценных недр и машин для эксплуатации в дальнейшем прежними владельцами или концессиями;

2) доведение рудничного хозяйства до такого состояния, при котором Советское правительство было