на Сенатской площади 14 декабря, обозначил свое согласие с узким определением Якушкина в 1869 году, говоря, что к тому времени в живых оставались только два других подлинных декабриста: А. П. Беляев и А. Е. Розен. Очевидная сложность узкого определения Якушкина состоит в том, что он исключает очень много выдающихся фигур, в частности П. И. Пестеля, лидера Южного общества, который был арестован за день до восстания, но впоследствии казнен за свою ключевую роль в заговоре.

Ильин особенно настороженно относится к общепринятому использованию термина «движение декабристов», что видно из того, что он помещает его в кавычки всякий раз, когда использует. В основе этой терминологической проблемы лежит вопрос об определении понятия «декабрист», от которого, в свою очередь, зависит точное количество тех, кого можно идентифицировать как декабристов, будь то «видимых» или «невидимых», и, следовательно, масштабы поддержки реформирования России в конце царствования Александра I. Вопрос не новый. Он был поднят почти сорок лет назад настоящим автором в биографии К. Ф. Рылеева 1984 года, когда в историографии декабристов доминировало то, что Ильин и другие российские историки-ревизионисты теперь обычно отвергают как «искажения» их советских предшественников. Релевантный и, на мой взгляд, все еще справедливый отрывок гласит следующее:

Действительно, в некотором смысле термин «движение» излишне формален в применении к декабризму. Хотя все участники тайных обществ, несмотря на их пестрый и неоднородный состав, были представителями привилегированного класса, можно говорить об определенном феномене в умонастроении, овладевшем многими прогрессивными, талантливыми и одаренными богатым воображением личностями той эпохи[885].

Ильин подвергает сомнению некритическое допущение, характеризовавшее поколения российских и советских историков о том, что «Алфавит» членов тайных обществ декабристов, составленный в 1827 году А. Д. Боровковым, был исчерпывающим и, следовательно, окончательным. Он утверждает, что, напротив, боровковский список причастных к тайным обществам и восстаниям на самом деле неполный и неточный и поэтому неоправданно рассматривать его как наиболее авторитетный источник информации о степени членства декабристов. Более того, с методологической точки зрения было бы необоснованно ограничивать членство в тайных обществах декабристов только теми, кто назван в окончательном приговоре суда: поиск, несомненно, должен вестись значительно шире за счет обращения ко множеству других источников, включая мемуары (75–79). Ильин самостоятельно идентифицирует еще тридцать четыре «неизвестных» декабриста по ассоциации, не перечисленных Боровковым, и предполагает, что вполне могут быть и другие, в том числе еще двадцать восемь человек, вовлеченных в большей или меньшей степени в декабристские организации (81).

Интересно, что сами арестованные декабристы на допросах почти не называли сочувствующих или попутчиков. Однако нет никаких сомнений в том, что был ряд людей с хорошими связями, высокопоставленных лиц, которых можно было бы к таковым причислить[886]. Планы декабристов по созданию нового правительства предусматривали возможное включение в него Киселева, Мордвинова и Сперанского. По словам В. И. Штейнгейля, Сперанский был осведомлен о намерениях заговорщиков одним из них, его личным помощником Г. С. Батеньковым. 27 ноября 1825 года, в день присяги Константину на верность, Батеньков умолял Сперанского помочь им спасти Россию от еще одной сотни лет рабства. Но Сперанский возразил, что ничего подобного сделать не в состоянии[887]. Все это привело Ильина к выводу, что необходимо вновь тщательно проанализировать источники, чтобы реконструировать историю взаимодействия правительства с российским обществом в первой четверти XIX века, историю оппозиции дворянства в 1810–1820‐х годах, зарождение либеральной идеи и активизацию реформаторской политической традиции в России (83). Четыре пробела, выявленные здесь Ильиным в 2004 году, были заполнены пятью годами позже знаковой публикацией, Т. В. Андреевой, часто цитируемой в настоящем исследовании. Насчитывающая девятьсот страниц, эта чрезвычайно подробная и обширная работа посвящена тайным обществам первой трети XIX века и их взаимодействию с государственной политикой и общественным мнением[888].

Ильин еще более расширил тему количественной оценки декабристов в своей не менее обширной и подробной монографии 2004 года. Это наиболее полный подсчет числа декабристов с указанием имен лиц, участвовавших в шестнадцати тайных обществах и в военных восстаниях на Сенатской площади и на юге империи в декабре 1825 года и январе 1826 года или связанных с ними[889]. Особенно полезны два приложения к книге. В первом из них (582–589) перечислено 470 имен в семи категориях. В их состав входят 141 человек, осужденный Верховным уголовным судом или военным трибуналом, 99 освобожденных без наказания, 43 оправданных и 26 умерших до того, как Следственный комитет завершил свою работу в июне 1826 года. Многие из индивидов, фигурирующих в списке Ильина, не были включены в «Алфавит» Боровкова 1827 года, поскольку в этом основополагающем документе учитывались только те, кого судил Следственный комитет и приговорил Верховный уголовный суд в июле 1826 года.

В своей автобиографии Боровков указывает в общей сложности 189 дел, рассмотренных Следственным комитетом. Из них 121 было передано в Верховный суд; 57 приговорены к «исправительным наказаниям» до четырех лет лишения свободы с последующим переводом из гвардейских полков в армию или из армии в отдаленный гарнизон; и 11 были освобождены. Эта цифра не включает «очень большое количество» тех, кто был освобожден во время расследования комитетом либо самим царем, и тех повстанцев, которые не были членами какого-либо тайного общества и которых судили военные трибуналы[890]. Ильин подсчитал, что не менее 204 арестованных были так или иначе реабилитированы в ходе следствия (574). Далее он заключает, что «довольно значительной группе участников „движения декабристов“» удалось вообще избежать ареста и наказания (579).

Во втором приложении (602–643) перечислены члены шестнадцати тайных обществ декабристов, в общей сложности 716 имен, многие из которых фигурируют более чем в одном списке. В их число входят самая ранняя организация, «Орден русских рыцарей» 1814 года, насчитывавшая всего 12 членов, и самая большая, «Союз благоденствия» (с января 1818 по январь 1821 года), с 193 членами. В марте 1821 года «Союз благоденствия» разделился на Южное общество (131 член) и Северное общество (110 членов). Последней тайной организацией, созданной в начале 1825 года, был «Практический союз» (или Общество), насчитывавший 11 участников.

Исследования Ильина показывают, что истинное количество сторонников программы декабристов, реальное число тех, кто сознательно участвовал в ней или кто в той или иной мере и до некоторой степени ей симпатизировал, значительно выходит за узкие рамки «Алфавита» Боровкова. Красноречивый пример приводит в своих мемуарах Д. И. Завалишин, который утверждает, что в Москве даже архиепископ Филарет знал о существовании «либеральной партии» и был осведомлен о ее целях, которым он сочувствовал. Знали о ней «даже люди гораздо