Распространение культуры письменной документации на перифериях континента совпало с массированным ростом числа письменных источников в центральной, посткаролингской части Европы, того процесса, который получил название «перехода от сакральной письменности к практической». В Пикардии по обилию письменных документов XII век перекрывает все предыдущие, вместе взятые, а в XIII веке их издано вчетверо больше, чем в XII. За тот же период официальные архивы создавались по всей Европе — архивы стандартного типа, ибо «в основе всех архивов средневековой Европы лежала каролингская система документации». Все больше и больше людей в Европе, от польских герцогств до долины Сены или Рейна, приходили к выводу о «необходимости фиксации в письменном виде событий, достойных памяти, с тем чтобы к почтенным деяниям далекого прошлого можно было возвращаться снова и снова».

По схеме распространения серебряной монеты и посткаролингской хартии можно составить представление о процессах более общих, но менее заметных. Составление первых письменных документов и чеканка первых монет королями скоттов в конце XI и в XII веке или такие же нововведения славянских династий между Эльбой и Одером в середине и конце XII века отражают более полную и глубокую интеграцию Шотландии и полабских земель в католический и франкский мир. Однако пенс и официальная грамота имеют для нас значение не только как индикаторы более общих процессов и явлений. Они не просто артефакты, как керамика определенного стиля либо орудия какой-то конкретной формы, по распространению которых можно судить о миграции, распространении торговли или влиянии в более широком смысле. Ибо если монеты и документы и являются артефактами, то артефактами совершенно особого рода, что и делает их распространение особенно значимым. Это значение связано с материальной пользой весьма условно. Крошечный металлический диск и лист пергамента мало полезны в хозяйстве — в отличие от керамики или орудий труда. Их значение определяется тем, что они являются материальным воплощением человеческих отношений.

Деньги как платежное средство могут использоваться по-разному. В этом смысле деньгами можно считать и поголовье скота, которое в раннесредневековом обществе некоторых стран служило мерилом богатства и власти. Здесь мы имеем специфическое средство обмена, которое может быть съедено. И подчас именно вопрос пригодности в пищу определял подлинную цену этого богатства. Другая крайность — современные бумажные деньги, которые не только не съедобны, но и вообще не могут использоваться ни для каких других целей — и даже для письма, поскольку в этом нас опередило государство. Период, когда основным платежным средством выступали серебряные монеты, лежал между эпохой скота и эпохой современных бумажных банкнот, и носил промежуточный характер: сами монеты не имели практической ценности, зато материал, из которых они были сделаны, то есть серебро, выполнял обменную функцию и вне зависимости от того, что именно отчеканили на монете власть предержащие.

И все же выбитый на монете текст и рисунок тоже имели значение. Монеты не были просто слитком серебра, хотя в некоторых случаях их можно охарактеризовать и так. Скорее они служили — и были для этого предназначены — своеобразным жетоном во всеобщем обмене, и ценность этого жетона как раз и подтверждалась выпустившими его властями. В таком качестве деньги одновременно были необходимой вещью для крестьянина, торгующего на рынке, и предметом вожделения для феодала и его казначея. Будучи инструментом торговых операций и учета, деньги одновременно служили источником удовлетворения монарших амбиций, когда короли миллионными тиражами рассылали свой чеканный портрет с подписью во все уголки своего королевства и за его пределы; ибо, как сказал Птолемей Луккский, «ничто имеющее отношение к королю или господину, не передается из рук в руки так часто, как монета… Деньги придают величию правителя особый блеск». Между X и XIII веками все больше правителей разных территорий стремились к удовлетворению своего тщеславия путем выпуска собственных денег.

Официальный письменный документ тоже в какой-то степени носил эти черты, но не все. В отличие от серебряных монет хартии не имели материальной ценности отдельно от того шаблона, чьим условностям они следовали. Уберите с монеты портрет короля — и у вас будет ценный кружок серебряного сплава. Но уберите с хартии слова — и бумага потеряет всякий социальный смысл. В то же время документ и монета имели то сходство, что являлись традиционной формой материализации определенных общественных отношений. Грамота сначала фиксировала на бумаге, а затем на деле переход собственности или власти и учреждение новых взаимоотношений. Обладание хартией, как и обладание монетой, давало власть, которая была отделена от физического могущества или от непосредственного владения материальными товарами, имевшими практическую ценность. Хартии и монеты служили воплощением наиболее абстрактного аспекта общественных отношений: права и притязания, намного менее осязаемые, чем трава или говядина, принимали в них осязаемую форму.

Этой осязаемостью монет и документов можно было управлять; их общепринятая форма, небольшие размеры и прочность означали, что это управление могло быть исключительно гибким и удобным. Их можно было перемещать; их можно было хранить. В каком-то смысле казна и архивы служили средоточием власти, и их содержимое, то есть монеты и грамоты, при всем несходстве, в одинаковой степени представляли гарантию платежа. Утрата королевского обоза, как произошло, например, в 1194 году с обозом Филиппа Августа при Фретевале, становилось катастрофой государственного масштаба не только потому, что казна лишалась сундуков, заполненных монетами, но и в силу пропажи королевской печати, финансовых отчетов и других документов. В конце XIII века, желая особо подчеркнуть факт уничтожения суверенитета валлийского княжества Гуинета, Эдуард I Английский не просто свергнул князей и заточил в темницу, но приказал также расплавить их матрицы для отливки печатей и выковать потир для своего любимого аббатства. В XII и XIII веках дальновидные правители по всей Европе начинали наряду с бочонками монет собирать и сберегать сундуки с документами. И то и другое было материальным символом власти в обществе; или точнее — и то и другое было валютой.

С началом чеканки денег и издания письменных распоряжений менялась и вся политическая культура общества. Таким образом, все более широкое распространение этих двух явлений в Северо-Западной, Северной и Восточной Европе в период между X и XIII столетиями не только знаменует центробежные устремления франкской знати и купцов; оно также говорит о восприимчивости нефранкских режимов к новым источникам господства. Многие кельтские и славянские правители с готовностью хватались за эти новые материальные символы власти, чтобы еще выше подняться в седле, пускай даже в конечном итоге они оказывались на коне другой масти.

Европеизация означала не только распространение определенных элементов языковой и религиозной культуры или новых артефактов власти, но также развитие новых организационных структур, служивших проводниками культурного обмена. Мы уже рассмотрели два примера — вольный город и международные религиозные ордена. Другим важнейшим каналом интеграции стал средневековый университет.