— Но это жестоко, — сказал Робин. — Это... это ужасно жестоко.

— Это их свободный выбор, не так ли? — сказал мистер Бейлис. — Нельзя винить бизнес. Китайцы просто грязные, ленивые и легко впадают в зависимость. И уж точно нельзя винить Англию за недостатки ущербной расы. Не там, где можно делать деньги.

— Мистер Бейлис. — Пальцы Робина покалывало от странной и неотложной энергии; он не знал, хочет ли он отпрянуть или ударить этого человека. — Мистер Бейлис, я китаец.

Мистер Бейлис, в кои-то веки, замолчал. Его глаза блуждали по лицу Робина, словно пытаясь по его чертам определить истинность этого утверждения. Затем, к большому удивлению Робина, он разразился смехом.

— Нет, это не так. — Он откинулся назад и сцепил руки на груди, продолжая смеяться. — Господи Боже. Это уморительно. Нет, это не так.

Профессор Ловелл ничего не сказал.

Работа над переводом началась сразу же на следующий день. Хорошие лингвисты всегда пользовались большим спросом в Кантоне, и всякий раз, когда они появлялись, их тянули в дюжину разных направлений. Западные торговцы не любили пользоваться услугами лицензированных правительством китайских лингвистов, потому что их языковые навыки зачастую были на низком уровне.

— Забудьте об английском, — жаловался мистер Бейлис профессору Ловеллу, — половина из них даже не владеет мандаринским языком. И вы не можете доверять им представлять ваши интересы, кроме того. Вы всегда можете определить, когда они говорят неправду — однажды один человек соврал мне в лицо о таможенных ставках, когда арабские цифры были прямо там.

Торговые компании иногда нанимали западных специалистов, свободно владеющих китайским языком, но их было трудно найти. Официально обучение иностранца китайскому языку считалось преступлением, караемым смертной казнью. Сейчас, когда границы Китая стали чуть более прозрачными, этот закон было невозможно соблюсти, но это означало, что квалифицированные переводчики часто были миссионерами вроде преподобного Гютцлаффа, у которых было мало свободного времени. В итоге такие люди, как Робин и профессор Ловелл, были на вес золота. Рами, Летти и Виктория, бедняжки, целый день мотались с фабрики на фабрику, занимаясь обслуживанием серебряных изделий, но маршруты Робина и профессора Ловелла были забиты встречами, начинавшимися с восьми утра.

Сразу после завтрака Робин в сопровождении мистера Бейлиса отправилась в порт, чтобы просмотреть грузовые накладные с китайскими таможенниками. Таможенная служба предоставила своего переводчика, рыжего, безбородого мужчину по имени Менг, который произносил каждое английское слово медленно, с робкой нарочитостью, как будто боялся что-нибудь неправильно произнести.

— Сейчас мы займемся инвентаризацией, — сказал он Робину. Его почтительный, тянущийся вверх тон звучал так, как будто он задавал вопрос; Робин не мог понять, спрашивает он у него разрешения или нет.

— Э-э... да. — Он прочистил горло, затем произнес на своем лучшем мандаринском языке: — Приступайте.

Менг начал зачитывать инвентарный список, поднимая взгляд после каждой позиции, чтобы мистер Бейлис мог подтвердить, в каких ящиках хранились эти товары.

— Сто двадцать пять фунтов меди. Семьдесят восемь фунтов сырого женьшеня. Двадцать четыре ящика с ... жуками...

— Орехи бетеля, — поправил мистер Бейлис.

— Бетель?

— Вы знаете, бетель, — сказал мистер Бейлис. — Или орехи ареки, если хотите. Для жевания. — Он указал на свою челюсть и сымитировал действие. — Нет?

Менг, все еще озадаченный, обратился за помощью к Робину. Робин быстро перевел на китайский, и Менг кивнул. — Орехи жуков.

— О, хватит об этом, — огрызнулся мистер Бейлис. — Пусть это сделает Робин — ты ведь можешь перевести весь список, не так ли, Робин? Это сэкономит нам много времени. Они безнадежны, я говорил тебе, все они — целая страна, и среди них нет ни одного знающего английский.

Менг, казалось, прекрасно это понимал. Он бросил на Робина язвительный взгляд, и Робин наклонил голову над манифестом, чтобы избежать его взгляда.

Так продолжалось все утро: Мистер Бейлис встречался с целым рядом китайских агентов, со всеми из которых он обращался с невероятной грубостью, а затем смотрел на Робина, словно ожидая, что тот переведет не только его слова, но и его полное презрение к собеседникам.

К тому времени, когда они прервались на обед, у Робина началась мучительная, пульсирующая головная боль. Он не мог больше ни минуты находиться в обществе мистера Бейлиса. Даже ужин, который подали в «Английской фабрике», не принес передышки: мистер Бейлис все время пересказывал глупые заявления таможенников и все время пересказывал свои истории так, что Робину казалось, будто он на каждом шагу отвешивает китайцам словесные пощечины. Рами, Виктория и Летти выглядели очень смущенными. Робин почти не разговаривал. Он доел свою еду — на этот раз более сносное, хотя и безвкусное, блюдо из говядины с рисом — и объявил, что возвращается.

— Куда вы идете? — спросил мистер Бейлис.

— Я хочу пойти посмотреть город. — Раздражение Робина сделало его смелым. — Мы ведь закончили на сегодня, не так ли?

— Иностранцам запрещено появляться в городе, — сказал мистер Бейлис.

— Я не иностранец. Я родился здесь.

Мистер Бейлис не нашелся, что ответить. Робин воспринял его молчание как согласие. Он подхватил свое пальто и направился к двери.

Рами поспешил за ним.

— Может быть, я пойду с тобой?

— Пожалуйста, — почти сказал Робин, но заколебался. — Я не уверен, что ты сможешь.

Робин увидел, что Виктория и Летти смотрят в их сторону. Летти хотела подняться, но Виктория положила руку ей на плечо.

— Я буду в порядке, — сказал Рами, натягивая пальто. — Я буду с тобой.

Они вышли через парадную дверь и пошли по улице Тринадцати фабрик. Когда они вышли из иностранного анклава в кантонские пригороды, никто их не остановил; никто не схватил их за руки и не потребовал вернуться туда, где им место. Даже лицо Рами не вызвало никаких особых комментариев; индийские ласкары были обычным явлением в Кантоне, и они привлекали меньше внимания, чем белые иностранцы. Это, как ни странно, полностью меняло их положение в Англии.

Робин повел их по улицам центра Кантона наугад. Он не знал, что ищет. Места детства? Знакомые достопримечательности? У него не было цели; не было места, которое, по его мнению, принесет катарсис. Все, что он чувствовал, это глубокую необходимость, потребность пройти как можно больше территории до захода солнца.

— Чувствуешь себя как дома? — спросил Рами — слегка, нейтрально, как будто на цыпочках.

— Нисколько, — ответил Робин. Он был в глубоком