Нескольких пингвинов моряки привезли на «Мирный». Сначала птицы не принимали никакой пищи, скучая по воле, однако потом привыкли к солонине, заглатывая маленькими кусочками. Пили они морскую воду и любили, когда их ею обливали из шланга.

В это время к «Востоку» приблизилась большая льдина. Капитан отдал распоряжение нарубить льда и привезти на шлюп. Матросы наполнили им пустые бочки, братские котлы, артиллерийские кадки. Ничего не сказав офицерам, Беллинсгаузен велел коку из растаявшего льда приготовить воду для чая. Когда поплыли дальше, за ужином, все нашли чай превосходным. Одной заботой стало меньше: в плавании во льдах люди всегда будут пить хорошую воду.

Когда же офицеры увидели впервые айсберг, у них при виде столь чудовищной громады защемило под ложечкой. Сперва он показался берегом с милю длиной и высотою метров под шестьдесят. Потом стал походить на огромный ледяной дворец, расцвеченный пастельными тонами — голубыми, зеленоватыми, сиреневыми, даже розовыми. С одной стороны на отлогости стояли рядами императорские пингвины, точно зрители театра в чёрных фраках и белых манишках. Матросы с каким-то суеверным страхом, но и с любопытством смотрели на кристальное творение природы, догадываясь, что это только цветочки, ягодки встретятся потом.

От мореплавателей, бывавших в Арктике и у Гренландии, Фаддей знал, что подводная часть айсберга в шесть раз превышает надводную. В относительно тёплой воде подводная часть постепенно разрушается — глыба-гигант теряет равновесие и переворачивается. Он поспешил отойти от ледяной горы, в сравнении с которой шлюп выглядел букашкой. Этот манёвр он совершил вовремя. Внезапно раздались точно пушечные удары. Край горы со скрежетом и треском рухнул, айсберг повело в сторону и с великим шумом перевернуло, обнажив нижнюю часть, источенную нишами и пещерами. Айсберг как бы сделал первое предупреждение.

25 декабря, в праздник Рождества Христова, день выдался на редкость ясный, хотя пришлось лавировать при противном ветре от юга. Через телеграф Фаддей потребовал с «Мирного» священника. Вместе с ним приехал Лазарев с товарищами.

После молебна с коленопреклонением команда получила праздничный обед. В будни ели солонину пополам со свежим мясом. Теперь же коки приготовили любимую еду русских — щи с кислой капустой и свининой, пироги с рисом и мелко нарубленной говядиной.

После обеда раздали по кружке пива, позже — по стакану пунша с ромом, лимоном и сахаром. «После сего служители были столько веселы, как бы и в России в праздничные дни, невзирая, что находились в отдалённости от своей отчизны, в Южном Ледовитом океане, среди туманов, во всегдашней почти пасмурности и снегах... Лейтенант Лазарев с офицерами были угощаемы обеденным столом на шлюпе «Восток», и приятная беседа наша продолжалась до вечера»[45], — отметил Беллинсгаузен.

Наступили холода. Теперь ходили галсами в зависимости не только от ветра, но и плавающего льда. Матросы расставлялись по бортам. Баграми они расталкивали льдины, прислушивались к шуму бурунов, поскольку из-за тумана и непрестанного снега ничего нельзя было разглядеть впереди. Эти льды остановили бесстрашного Кука на 60 градусе южной широты. Сандвичеву землю он видел как бы в потёмках, почти всегда при густейшей мути и снегопаде. Немудрено, что острова он принял за сплошной берег. Да и русские шлюпы продвигались на ощупь, точно слепцы. Снега ложилось на паруса много, приходилось часто приводить корабли круче к ветру, чтобы стряхнуть его. Когда подмораживало, со снастей опускались гирлянды сосулек, способных размозжить головы. Ванты превращались в подобие проволочных канатов, а паруса — в жестяные листы. Шкивы примерзали к блокам, и требовалось много сил, чтобы приспустить или поднять марсели. То и дело, вахтенные служители сколачивали лёд на вантах и стень-вантах.

В непрестанных трудах встречали моряки новый, 1820 год. Невзирая на дурную погоду и опасное положение между льдами, они надели мундиры. Коки на завтрак подали чай с ромом, в обед — опять же праздничные щи со свежатиной, сверх обычной порции — по стакану горячего пунша, а к вечеру перед кашей рисовой ещё по стакану грога. Об одном только жалели — не смогли отметить новогодие с плавателями «Мирного».

И всё же моряки в столь тяжёлых условиях не падали духом. Вот как об этом напишет Лазарев в письме к сослуживцу и другу Алексею Антоновичу Шестакову, проживающему в отставке в городке Красном Смоленской губернии:

«В сей бесплодной стране скитались мы или, лучше сказать, блуждали как тени целый месяц; беспрестанный снег, льды и туманы были причиною столь долгой описи. Наконец, труды наши были не напрасны: Сандвичева земля состоит вся из небольших островов, и к тем, кои открыл капитан Кук и назвал мысами, полагая, что то сплошной берег, прибавили мы ещё три и, не вымарывая имя Сандвича, которое, без сомнения, может служить украшением всякой карты, переменили мы только: вместо Земли назвали Южные острова Сандвичевы. Прямо на зюйд лёд, сплотившийся с буграми, препятствовал нам продолжать путь свой, а потому, обойдя оный к норд-осту, спустились, наконец, к зюйду.

Беспрестанный снег и туманы продолжались иногда по две недели сряду. Ты из сего можешь иметь понятие о нашем лете, а особенно если сказать тебе, что термометр иногда при южных снежных штормах понижался до 4,5° морозу. Береговым твоим землякам покажется это немного, а ты можешь судить, каково это в море при жестоком шторме?»

Заметим в этом случае одну важную черту в характере начальника экспедиции. Исследовав и описав острова Туле, Монтегю, Бристоль, которые Кук лишь изредка и издалека разглядывал, принимая их за мысы одной земли, Беллинсгаузен оставил им английские наименования. Кук прекрасно умел изобретать новые географические названия и выдумывал их так много, как никто другой. Заливы, бухты, реки, мысы, горы, острова, архипелаги — стоило Куку взглянуть на них, как в его голове уже рождалось имя. Правда, поначалу его фантазия ограничивалась рамками «номенклатуры» британской аристократии, но позже, когда список этих имён был исчерпан, он обратился к другим источникам. Почти все наименования Кука остались в истории, только нескольким тихоокеанским островам вернули местные названия. По иронии судьбы Кук вспомнил о своём друге и покровителе лорде Сандвиче, не только увидев землю у Южного Полярного круга, но и когда сделал самое важное в жизни открытие, наткнувшись на группу островов в северной части Тихого океана. Он назвал их Сандвичевыми островами. Теперь их зовут Гавайями. На одном из них Кук и встретил смерть.

Отдавая должное своему предшественнику, Фаддей проявил исключительный такт, сохранив за открытыми островами те наименования, которые Кук давал мысам, а за всей группой — имя Сандвича. В рапорте де Траверсе он заметил только, что «на всех сих островах природа, совершенно охладевши от жестокого холода, ничего не производит растительного, а на иных обитают токмо пингвины».