Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Подсел Шлыков:
– Я не понял: мы как бы на ты, не?
– Вроде нет.
– А ты, вы то есть, молодых уже… того? Увековечил? Что у тебя за камера, это как бы кино или просто фотки? Давайте к нам за стол, сейчас горячее будет.
– Я как бы приду… – не выдержал Ян.
Шлыков удовлетворенно кивнул и отошел. Как просто: говори с людьми на их языке. Произнести «как бы» проще, чем перейти на ты.
Ты как бы жди, а я как бы приду, мстительно подумал он, обводя глазами зал. Юльки не было. С кем-то заговорилась?
Юля не заговорилась – она продолжала сидеть вполоборота к мужу за стойкой, оба держали бокалы с коньяком: и сказать нечего, и уйти неловко.
– Не понимаю, почему не наливать коньяк в обыкновенные рюмки?
– Чтобы хватило рюмок для водки.
Он хохотнул.
– Сама придумала?
– И главное, только что.
– Кстати, как они называются, пузатые эти?
– Не помню. Ты забыл: я не лингвист, я историк.
– Бывший, насколько я знаю.
А насколько ты знаешь, лениво удивилась Юля про себя. Не знаешь, сколько истории я подняла – настоящей, а не той, которую нам скармливали в университете; не знаешь, сколько Стэн успел мне рассказать и сколько материалов я отыскала в библиотечном архиве… Насколько ты знаешь?
– Вспомнила: snifters.
– М-м?..
– Бокалы для коньяка, говорю. Называются «snifters». Ты же спросил…
– Я забыл уже. Старею. Ты тоже, кстати.
– Спасибо. Всегда найдешь куртуазное слово для дамы.
– Дама, я пригласил бы тебя, но я так и не научился танцевать.
Он поднялся первый.
– Тебя проводить?
– Спасибо, я потом.
Юля с облегчением улыбнулась и помахала рукой удаляющейся спине. Почему люди так много значения придают свадьбам? Она хорошо помнила собственную – ничего, кроме постоянного напряжения. Почему? Знала, что расстанемся? Или не хотела с ним состариться? Мужа кто-то позвал – он обернулся. В Юлином бокале тяжело колыхался коньяк. Она так и не ответила на вопрос: «А ты нашла, с кем хочешь состариться?» Забыла. Тоже старею, подмигнула бокалу. Нашла. И знаешь, в чем разница? Коньяк молчал. А разница в том, что с ним я бы просто состарилась, а с Яном мы никогда не состаримся, даже когда станем совсем дряхлыми.
Сегодня не кончается.
9
Мало того что сын не пригласил родную мать на свадьбу, так и прийти не спешил, только звонил. Но разве доверишь телефону все, что Ада собиралась ему высказать? Ян звонил как ни в чем не бывало, словно никакой свадьбы не было: спрашивал, что купить, интересовался самочувствием, обещал на следующей неделе заехать… Ада клала трубку: что ему теперь до старухи-матери? Никогда раньше не думала о себе страшным этим словом, а сейчас мысль доставила странное удовлетворение. Старуха-мать – одинокая, брошенная на произвол судьбы. Раздражало и то, что брат отказывался понимать ее.
– Бросили? Д-д-дура… Кто тебя бросил, я позавчера приезжал!
– А он не был. Теперь ему…
– Вожжа под мантию попала? Приедет. У меня вторая линия, перезвоню.
Не перезванивал. И зачем Яшке вторая линия? Нет, остался один друг – тетрадка. Теперь Ада не только записывала, но и перечитывала исписанные страницы.
«Работая в редакции, я часто встречалась с интересными людьми. Мне довелось увидеть поэта Б***. На мой взгляд, его ранние стихи не выдерживают никакой критики, хотя впоследствии он стал писать лучше».
«…Я могла бы обратиться в высшие инстанции, но передумала. Какой смысл, спросила я себя? Признаться, иногда я жалею, что не сделала этого…»
«В одной квартире со мной жил известный переводчик – я не хочу называть его настоящее имя по ряду причин…» Одной из причин было то, что Ада забыла фамилию соседа.
«…тем более что судьба его не щадила. Помню, как он переживал измену жены. Вскоре за этим последовала смерть его матери». Сейчас Аде казалось, что Бестужевка умерла именно из-за ухода невестки.
«…Женщина вынашивает ребенка девять долгих месяцев. Я терпеливо ждала того дня, когда я смогу написать о перестройке, но руки дошли только в Америке…» Перестройка – со строчной или заглавной? Впрочем, это неважно, главное – суть. А суть в том, что страна погибла – вернее, погублена, – но об этом дальше:
«…Когда я впервые сошла с поезда на перрон в Москве, я направилась на Красную площадь… “Лицом к лицу лица не увидать”» – автора указывать или все знают?
…Мысли прервались. Интересно, что думает эта, выйдя замуж по трезвому, холодному расчету? Ведь у самой ребенок – уже вырос небось. И вдруг она родит – это что же, у меня будет внук… или внучка?! Нет, об этом лучше не думать. У нее есть уже ребенок, ей новый не нужен, она замуж выскочила по расчету. Спросить – скажет, что по любви, конечно. Как будто она знает, что такое любовь! Или знает Яшка, или сын – нет, им нужно совсем другое, но все прикрываются словом «любовь». Это я знаю, я помню!..
И что? Ты любила одного, но вышла замуж за другого, то есть по расчету, беспощадно сказала пустая страница. Правда, неохотно согласилась Ада. Я вышла замуж по расчету, но по расчету на любовь. Исаак любил меня, и я думала, что любовь будет вечной. Но тогда… тогда чем отличается брак по расчету от брака по любви? Расчет – или на любовь, или на деньги – все равно расчет. Однако деньги иссякают, уходит любовь, а поначалу представляется бессмертной.
Страшная мысль ужаснула ее – рушились все каноны, прочно закрепленные в мировом искусстве. «Вечный поцелуй» Родена длился только то время, которое он затратил на скульптуру. Мрамор оказался прочнее ваятеля, конечно; надо вставить это в ту главу, где про Италию. Она затолкнула подальше мысль о ребенке, который вдруг родится и станет ее внуком, и решительно вернулась к недописанной странице.
* * *
За полгода все забыли, долго ли длилось Адино заблуждение и кто в конце концов избавил ее от мук. Яков? Едва ли; действительно, Яков испытал явное облегчение от разрешившегося абсурда, хотя оно было смешано с легким недоумением, чтобы не сказать – разочарованием. Ян? Ему не приходило в голову бороться с демонами матери, о которых он и не подозревал. Как не подозревала и Юлька, тем более что появились новые заботы.
Свадьба Антона и Лоры была запечатлена в фотографиях, цветных и классических черно-белых, и диске с надписью «Двое». Вначале Лора с Антошкой его смотрели часто, смеясь или ужасаясь («Я здесь ужасно выгляжу!» – восклицала она), потом отвлекли другие дела. Окончив университет, Антон устроился преподавать историю в старших классах школы, вечерами торчал в библиотеке – писал работу о Катыни; книга Стэна не сходила со стола. Шлыковы твердили о покупке дома, но тут Лора объявила, что бросает консерваторию. С какой стати, зачем и как – эти и многие другие вопросы повисли без ответа. Напрашивалось единственное объяснение, с точки зрения политкорректности «смена приоритетов», а с материнской – «Лорочка в положении, в добрый час!»