«Добрый час» растянулся на два с лишним года – Рина поспешила. Лора объяснила свое решение проще: раз я не могу играть, как Женя Кисин, мне нечего делать в консерватории. Теперь она давала уроки музыки детям, и спрос оказался немалый.

– Как Кисин?.. Конечно, не может. Она слишком агрессивно играет.

Ян закашлялся. Спорить Юля не стала: не ей судить об игре на фортепиано. Нужно обладать немалым мужеством, чтобы трезво себя оценить.

– Или гордыней, – заметил Ян.

Он давно не называл Лору замороженной. Радовался, когда они приходили на ужин, и только раз вспылил – они заговорили о музыке, чего делать, конечно, не следовало, как не следовало ей говорить: «Как профессионал, я замечу…»

– Скажи просто: «не люблю Горовица», – перебил Ян. – При чем тут «профессионал», «непрофессионал». Я и сам его не очень…

Недели, месяцы летели быстро. Фильм о Кельне – «Германия. Летняя сказка» – прекрасно лег на баховские хоралы. Только Юля знала, сколько было черновых вариантов – Ян ставил очередной диск и чутко следил за ее реакцией. «Если бы не Иоганн Себастьянович, у меня ничего бы не получилось. Осенью в Париж?..» Он был взвинчен, как ребенок в конце праздника.

Отметили пятидесятилетие – круглая дата, захотелось всех собрать вместе. Дома было бы тесно; в ресторане, с его казенной атмосферой и громкой навязчивой музыкой, он праздника не представлял. Ресторан – это для ублажения тинейджеров, куда он и поведет их на следующий день. Яков уже звонил, спрашивал: «Что курим? Где пьем?» Второй вопрос был чисто академическим – Яша почти не пил, но умел этого не показывать, чтобы никого за столом не напрягать. И тут у Яна родилась идея собраться в Пряничном Домике – всем одновременно, минуя вторую серию праздника, ресторан. Яков радовался.

Всех, однако, собрать не удалось. У Максима на работе был аврал. Борис поздравил по телефону; спасибо, что вспомнил. Миха мечтал отметить юбилей при встрече – с отсрочкой, зато в Париже. Приехал Алекс с женой – и словно встретился с собственным сорокалетним юбилеем, если сделать поправку на другой дом, ушедших навсегда родителей, друзей, отпавших по разным причинам, да собственный возраст. Как в детском журнале «Мурзилка», где требовалось найти отличия между картинками.

…В углу дивана Люсик поглаживал гитару, тихо мурлыча себе под нос: «Я гостей созову, на любовь свое сердце настрою…»

– Хватит, сколько можно! – раздраженно бросила Милана.

– Помолчи, – тихо произнес Алекс и налил ей вина.

– Ты Регину пригласил? – озаботился Люсик.

Эх, милый, скольких я не пригласил и не приглашу больше никогда, горько подумал Ян, и в это время скрипнула входная дверь.

…Ада готовилась поздравить Яна на следующий день, и появление брата застало ее врасплох.

– И она придет?

Яков неопределенно вздернул плечо. Понимай, как хочешь: то ли ее не будет, то ли Яшке плевать, кто хозяйничает в его доме.

– Мне нечего надеть, одно старье. В чем я пойду?

Яков глянул на часы, буркнул:

– У тебя полный шкаф «нечего надеть». Поедем купишь…

Очень, очень миленькая кофточка попалась Аде на глаза. Дороговато, конечно, но в магазин она выбиралась нечасто, да и кофточка сидела как влитая, хотя была на два размера больше, чем Ада носила. На материи сэкономили, не иначе. Все как учили в политэкономии капитализма. Куда мир катится, страшно подумать. Дома, глядя на себя в зеркало, она перестала беспокоиться о судьбе мира: больно уж хороша была розовая шелковая кофточка на ее женственной фигуре, а с янтарными бусами так вообще…

Такой она и появилась в доме брата – нарядная, с гостеприимной улыбкой, в новой кофточке, с красиво уложенными золотистыми волосами.

– Дай я тебя поцелую, цыпа моя! Нет, я не могу поверить, что тебе целых… И познакомь меня с твоими друзьями.

На Юлю, расставлявшую приборы, она не смотрела. Звякали бокалы, звучали голоса, смех.

– Женщина нашего возраста? – прошептала Ася.

– М-м, – Юля не разжимала губ, только опустила ресницы.

В дверь позвонили. Ада что-то говорила, держа сына за рукав. Юлька направилась было к двери, но Яков уже спешил ей наперерез: «Я сам открою». Тарелка маленькая, тарелка большая, рюмка, бокал. Тебе дали понять: территория помечена….Тарелка, еще тарелка, рюмка, бокал. Я не смогу сесть с ним. Рюмка, бокал. Маленькая тарелка, большая тарелка. Соль, перец. Рюмка, бокал. Стакан, лимон – выйди вон. Вилки, ножи. Тарелка маленькая, тарелка большая. Рюмка, бокал. А хлеб?.. Лаваш и зелень отдельно, как Ян любит, на большое блюдо.

– Салат заправлять? – Ася говорила спокойно, негромко.

– Заправь.

Яков искал сигареты, хлопал себя по карманам. И тогда спасительно грянула гитара Люсика:

Все оживились и начали рассаживаться, приговаривая: «Что-то стало холодать».

– Я рядом с тобой, – заявила Ада.

– Сюда, здесь Яша, – поправил Ян. – Я с Юлькой.

Новый звонок – пришли Антон и Лора. Следом вошла еще одна пара, в темноте неразличимая (Яков из экономии выключил свет в прихожей), а когда зажгли свет, Ян с изумлением увидел Фиму с Машей, она держала на руках маленькую собачку. «Мы долго не могли найти дом…»

– А водка-то стынет, – напомнил Алекс, водки не пивший.

Картинки – теперешняя и прежняя, четырнадцатилетней давности – проще всего было бы проверить наложением одной на другую, но зачем? Кто помнил о журнале «Мурзилка», кто искал отличия? Разве неясно, что Алекс основательно полысел, отчего голова его подстрижена так коротко, что скорее обрита? Что Маша превратилась в толстушку с яркими черными волосами, Фима стал носить очки, а погибший под колесами пудель возродился пуделем же, но карликовым и не черным, а серым, будто пережил много стирок и полинял. Собачник однажды – собачник навсегда, и супруги по очереди держали пуделька на руках. Он дрожал в своей вязаной жилетке и деликатно чихал от сигаретного дыма. Маша с Фимой рассказали, что переехали в другой дом, поменьше, дочка поехала учиться в Англию, где и вышла замуж. Ян, как и тогда, в августе девяносто первого, жарил на гриле мясо, с балкона шел аппетитный запах. С тем же мнимо значительным лицом Люсик пел Окуджаву – старая любовь не ржавеет. Мало изменилась Милана с бледными глазами, которые в этот вечер она не сводила с Алекса, несмотря на то что между ними сидела первая и, похоже, окончательная жена Галина. Что бы там ни подразумевалось в подтексте, дамы болтали друг с другом без умолку, будто проверяя друг друга на выносливость.

Гости брали чашечки с кофе и рассаживались кто где. Дядька курил на балконе. Яну все время казалось, что вот-вот кто-нибудь наступит на поводок или прищемит собаку балконной дверью, но крохотный, почти декоративный пуделек неслышно подремывал у пышной груди хозяйки. Лора с Антоном перебирали диски.