class="p1">–

Голубушка, что за несвойственные тебе колебания? Бери гитару — и вперед.

–

Зачем мне музыка? — удивилась я. — И потом, гитара, конечно, тоже, как и арфа, струнный инструмент, но я совершенно не умею на ней играть…

–

Гитара — это отмычка, — пояснил Дубовский.

–

Но это же незаконно!

–

Ну, е-мое, — буркнул Леня, — ты всегда законы соблюдаешь, улицу только на зеленый переходишь? Впрочем, попроси о помощи господина Гвоздя, думается, он тебе не откажет!»

Оказывается, можно стать «гитаристом», совершенно не умея играть на ней. Правда, для этого надо преступить закон…

Дарья Донцова, необыкновенно популярная сейчас русская писательница, обычно

строит повествование от имени очередного героя, никак не проявляя свое авторское «я». Так, в рассказе «Маникюр для покойника» Евлампия Романова рассказывает о себе: «Все записано на Мишино имя, я абсолютно нищая и, если супруг разведется со мной, останусь без копейки. Более того, я нигде не работаю и имею необыкновенно «нужную» и «хлебную» в наше время профессию музыканта. Но я не играю на гитаре и не прыгаю с микрофоном по сцене. Я арфистка, причем более чем посредственная, хотя училась игре на арфе долгие годы. Ну не заладились у меня отношения с арфой. Я ненавижу этот струнный инструмент так же, как своего мужа».

Ирония вполне понятная: серьезная музыка, в том числе и гитарная, отодвинута на обочину жизни.

ДИНА РУБИНА

Рубина, Дина (родилась в 1953) — русская писательница. Автор романа «Вот идет Мессия!» (2002), книги очерков «Воскресная месса в Толедо» (2002). Живет в Израиле.

Дина Рубина посетила десятки городов Испании. В книге «Воскресная месса в Толедо» уделила немало внимания гитаре, которая является непременной деталью испанского пейзажа.

Барселона:

«Там они и сидели, рядышком, — два великолепных гитариста — на складных брезентовых стульчиках, перед пюпитром с нотами. По типу внешности — мексиканцы… Играли со спокойствием виртуозов: руки на золотисто-багряных гитарах сдержанны и легки, лица в тени благородно бесстрастны. И бесстрастна и величава была барочная музыка «Паваны», похоронного танца… Плавное кружение попарно шествующих аккордов, меланхолическое кружение эха в катакомбах средневековых стен, кружение теней, кружение света; косо выпавший из-за угла ломоть солнца, обломленный черной стеной и сланцево слепящий глаза на черной брусчатке мостовой; группка притихших туристов… В какую-то минуту (как подстеречь в жизни эти считанные, драгоценные минуты?) гармония архитектурных масс — арка над нашими головами, балкончик сбоку, уносящаяся ввысь черная стена церкви и волны черепицы надо всем — вдруг пришла в движение, соединясь с безмятежно-величавой музыкой барокко, с опущенными глазами двух музыкантов, скупым кивком отмечающих полет монеты в раскрытый футляр… Все это было столь органично моему ожиданию Испании, что просто слилось в душевный молчаливый трепет, в проглоченные слезы, в небесную Павану — когда ты точно знаешь, что вот эти семь минут, впечатанных в бледное небо готической Барселоны, отныне и навсегда станут потаенным талисманом твоей единственной, замусоренной, не самой удачной, не самой прекрасной жизни».

В тот же день, и тоже в Барселоне:

«Гитару в прянично-керамическом парке Гуэль мы услышали издалека и минут десять взбирались наверх, по вздымающейся волной балюстраде террасы, мимо причудливых, из-под земли растущих пальмообразных колонн. Наконец выбрались к одной из тщательно продуманных, словно вылепленных, вдавленных в скалу неким могучим великанским кулаком, пещер. Там уже сидели несколько туристов, слушая игру молодого музыканта. На земле перед ним лежал футляр от гитары, в котором поблескивала медью единственная монета в 500 песет. Вдруг, оборвав себя на пассаже, гитарист резко поднялся, рывком отключил шнур синтезатора, побросал в футляр кассеты и, подняв монету, так же рывком протянул ее туристам, со словами:

–

А это вам, леди и джентльмены, за то, что использовали меня.

Наступила пауза. Американцы (а судя по тому, что музыкант обращался к ним поанглийски, это были американцы) переглянулись недоумевающе.

Гитарист: невысокий, изящный, напряженно-прямой — продолжал стоять с протянутой в руке монетой.

–

За билеты на концерт в каком-нибудь зале вы готовы выложить куда большую сумму! — воскликнул он.

Они пожимали плечами, искренне не понимая, что паренек этим хочет сказать. Тогда он швырнул монету на камни под ноги американцам с непередаваемым презрением. Он был похож на оперного матадора или на Остапа Бендера (я имею в виду медальный профиль), если б не горечь в лице, совершенно исключающая как оперу, так и комедию».

Севилья:

«Последней севильской картинкой были четыре монахини, вошедшие в автобус Севилья-Кордова. Одна была очень хорошенькая, с прелестной белозубой улыбкой. Другая, пожилая, почему-то держала гитару в чехле. И это было как-то несуразно, не шло ей никак,

хотелось крикнуть — да отдай той, молоденькой, хорошенькой, отдай, пусть споет!» Гранада:

«Цыгане на площади Бибарамбла откровенно плохо бренчат на гитаре и вопят пронзительными голосами песни, слишком близко, впритирку подходя к обедающим на террасе. Закончив свои немудреные серенады, переворачивают гитару вверх дном и, обходя столики, бесцеремонно ждут, чтобы на нижнюю деку туристы выкладывали дань».

Четыре уличных сценки мастерски передают быт и нравы сегодняшней Испании, которую невозможно представить без гитары.

ИРИНА БОРИСОВНА РАТУШИНСКАЯ

Ратушинская, Ирина Борисовна (родилась в 1954) —

русская

писательница,

участница правозащитного движения. В 1983 году была приговорена к семи годам заключения. С 1986 года — в эмиграции в Англии, затем — в США. Стихи распространялись в самиздате и публ

иковались на Западе. В поэзии — религиозные мотивы, тема ответственности личности и борьбы за духовную независимость. Сборники стихов «Стихи» (1984), «Вне лимита» (1985), «Я доживу» (1986). Книга «Серый — цвет надежды» (1989) и другие.

Известная правозащитница Ирина Ратушинская, написавшая мемуарную книгу «Серый — цвет надежды», передает разговор с заключенным из мужского отделения лагерной больницы: «Когда оба отсмеялись, читаю ему стихи, ведь обещала.

–

Ира, ты спиши их на бумажку. У нас один на гитаре лабает.

–

У вас и гитара есть?

–

Ну, тут теперь нет. Недавно хлопцы начальника режима гитарной струной удавили. Кто сделал — не нашли, а гитару забрали. Но я здесь ненадолго, я сам туберкулезный, меня два раза в год сюда на больничку возят. А на нашей зоне гитары аж две, мы их под самодеятельность получили».

Логику начальника постичь трудно. Он изымает гитару, предотвращая будущие убийства! Неужели у зэков нет никаких других способов отомстить ненавистным тюремщикам?

АЛЕКСЕЙ МАКСИМОВИЧ ПАРЩИКОВ

Парщиков, Алексей Максимович