ЛЕОНИД ВАСИЛЬЕВИЧ НЕТРЕБО

Нетребо, Леонид Васильевич (родился в 1957) — русский писатель. Окончил Тюменский индустриальный институт. Публиковался в «Литературной России», журналах и альманахах. Автор книги «Пангоды» (1999).

Повесть «Горький виноград» Леонида Нетребо посвящена событиям, происходившим в Средней Азии после революции. Взглянем, как герои проводят свое свободное время: «Басмач был тощим и угловатым, с бритой головой и огромными, как вилы, руками, плохо говорил по-русски, и в часы послеобеденного отдыха, под сенью тополей, у арыка, играл на рубобе, струнном музыкальном инструменте, похожем на тыкву с воткнутой в нее длинной палкой. Иногда Дуб отбирал у Басмача инструмент, приговаривая: «Одна палка, два струна, я хозяин вся страна», перестраивал «под гитару», ритмично стучал по струнам, и они оба, к восторгу детей, пели какую-то длинную, бесконечную шутливую песню, в которой каждый куплет заканчивался утвердительным вопросом: «На кой шайтан узбек война?!»

Русский человек настолько свыкся с гитарой, что даже незнакомый ему рубоб пытается превратить в некое ее подобие!

АЛЕКСЕЙ ИВАНОВИЧ СЛАПОВСКИЙ

Слаповский, Алексей Иванович (родился в 1957) — русский писатель, драматург. В 90-х годах работал в редакции журнала «Волга». Роман «Гибель гитариста» (1996).

Роман Алексея Слаповского «Гибель гитариста» — едва ли не единственное крупное произведение русской литературы, целиком посвященное гитаре и музыкантам. Сюжет завязан вокруг личности провинциального гитариста, чье мастерство увлекает многих людей, даже недоброжелателей. Андрей Андреев, стремясь стать исполнителем, совершает немыслимый по трудности и весьма изобретательный пируэт. «Он купил замечательную гитару (так ему сказали) за полмиллиона рублей денег — в начале девяносто четвертого года — и пришел к нему стать его учеником. Есть ли какие навыки? — спросил Денис Иванович. Нет, ответил Андрей. У меня даже слуха нет. Но я хочу играть. Вы сыграйте, а я перейму. Недоумевающий, но уважающий чужие потребности, странности и страсти, Денис Иванович сыграл одну из самых трудных пьес своего репертуара. Андрей, наведя на его пальцы видеокамеру, снимал. Дома… он уселся перед экраном телевизора и с видеозаписи стал изучать, что делать пальцами правой руки, а что левой — учиться вприглядку. Он просидел так два месяца безвылазно — и достиг поразительных результатов. Он пришел к Денису Ивановичу, взял гитару и в присутствии всех математически точно повторил труднейшую пьесу. Денис Иванович очень хвалил. Другие тоже отнеслись приветливо — кроме Димы Гульченко, сказавшего, что это дикая профанация искусства…»

Конечно, рекомендовать именно такой способ изучения гитары не станет ни один уважающий себя педагог, хотя для овладения инструментом на «бытовом» уровне этот метод вполне пригоден! Многие уличные музыканты учились именно так: наблюдали за игрой старших товарищей и постепенно становились гитаристами, даже не зная основ музыкальной грамоты.

В романе «Гибель гитариста» писатель рассказывает, в частности, о том, как юный музыкант обучается игре на инструменте: «Он был старателен. Через четыре месяца он уже мог сносно сыграть довольно сложную пьесу Апподижелли «Вечерний закат». Сложную — и красивую. Начиная ее, Дима волновался, к середине слезы начинали струиться из глаз, а к финалу он тихо ревел в три ручья, беря звучные аккорды, прощаясь с мелодией.

И на этом он остановился, дальше не пошел. В сотый раз тешил себя «Вечерним закатом», доведя исполнение до блистательности, до волшебной легкости — и непременно при этом плакал. Он боялся, что если возьмется играть что-то другое, то душа, без того наполненная «Вечерним закатом», не выдержит. Нет, с него хватит! — и он вновь и вновь извлекал из струн божественные звуки Апподижелли. И Денис Иванович никогда не уставал его слушать, а однажды сказал: «Знаешь, я, пожалуй, оказался не прав. Ты добился невероятного. Ты играешь эту вещь лучше всех в мире. Только эту вещь — но лучше всех в мире. А может, в этом и суть — делать что-то одно, но лучше всех в мире».

О гитарной музыке автор написал хорошо и проникновенно, однако точка зрения педагога кажется спорной. Музыкант, припавший в жажде прекрасного к целительному роднику гитарной музыки, не может довольствоваться одним-единственным глотком, в этом есть что-то алогичное, несовместимое со здравым смыслом. Впрочем, не всем же быть такими, как Андрес Сеговия, исполнившим за свою жизнь сотни, если не тысячи произведений!

В романе есть эпизод, где медсестра в больнице впервые слушает игру главного героя. Звучит музыка Баха. «Уже первый аккорд — думала и вспоминала потом, пересказывала себе музыку Светлана — как чистое соприкосновение тел, светлое высокое созвучие под аккомпанемент спокойных басов — словно в коммунальной квартире сосед прогуливается за стенкой… Вот руки подняты, пальцы переплелись, соприкоснулись, они смотрят на свои пальцы высоко поднятых рук — и невольно продолжают взгляд — за окно, где тихо и спокойно сидит на подоконнике голубь под голубым небом и белым облаком, и они оба одновременно думают, что облако, небо, голубь и они сами — счастливы, — и опять повтор мелодии, и правильно, и хорошо, так и нужно — войти в воду, отступить, опять войти, опять отступить, опять войти — сдерживая себя, хоть течение так и подмывает, затягивает… и кажется эта вода неиссякновенной, хотя вдруг понимаешь, что как ни вечна любая река, но когда-то же она пересохнет, когда-то кончится та вода, которая подпитывает ее — и грустно станет, заплакать хочется… ах, да что вы, говорит музыка, когда это еще будет, а пока любовь… печальная… нет, светлая… или все же печальная… грусть ли прощания?.. грусть ли встречи с думой о будущем прощании?..»

Как видим, произведение Баха породило очень необычный образный ряд в душе неподготовленной слушательницы.

У Алексея Слапковского есть довольно интересное наблюдение, характеризующее степень подготовленности аудитории к восприятию серьезной гитарной музыки. Герой его романа давал сольные концерты повсюду: в школах, сельских клубах, даже в лагерях для уголовников. И вот именно за колючей проволокой находились самые благодарные слушатели. «В тюрьме… тон задавали воровские авторитеты, которые, принципиально ненавидя всякий подневольный труд, в искусстве Дениса Ивановича видели именно искусство. Ловкость пальцев, бегающих по струнам и ладам, дробность переборов напоминали им искусство собственное, воровское, в котором тоже важны безошибочность, спорость, четкость — а в финале именно такое торжество полнозвучных аккордов, какое раздается в руках Дениса Ивановича, клокочет в теле гитары. Они уважали мастерство — и не дай бог кому-то из мелкоты шаловливо крикнуть музыканту: «Цыганочку давай!» — авторитеты пресекали хулиганство коротким взглядом,