Небо никак не откликнулся на слова старшего брата, потому как понимал, что ради жизни лучицы, коя ноне таится в голове Влады надобно договариваться с Асилом. Он даже купно свел вместе свои изогнутые, слегка вздернутые вверх брови так, что меж них пролегла глубокая бороздка и туго выдохнул, может, жаждая тем не прикрытым расстройством, уговорить Першего столковаться с Асилом самому.

– И еще… Наверно Кали сказывала тебе, – отметил медлительно старший Димург, точно не придавая значения вздохам брата. – У лучицы особая чувствительность, ей необходима встреча с Асилом.

Перший легохонько провел перстами по подбородку, шейке девочки и двинулся по телу вниз на морг, застыв над бьющимся внутри груди сердцем, словно прислушиваясь к его жизни, столь надобному всем Зиждителям.

– Зачем, – с невыразимой болью в голосе проронил нежданно Небо и глаза его, как и вся кожа, заискрились переливами света, одни небесно-голубыми, иные золотым. – Зачем не пойму только Родитель даровал ей такую слабую плоть? Раз изъял… неужели не нашел лучшего, пусть даже в поболдырях.

По-видимому, от Раса не ускользнуло желание брата услышать биение сердца Владелины.

– В том, что лучица болела повинны мы с тобой, – чуть слышно отозвался Перший и точно страшась, что юницу днесь у него отымут, спешно приподняв ее голову с облокотницы прижал к своей груди. – Я потому как сделал все без согласия вашего и Родителя. И ведая, что первое вселение лучицы происходит по указу Родителя, примерил на себя Его полномочия, желая видеть ее в определенном роду моих отпрысков, а после пропустил появление в поболдырях. А ты, потому как был всегда невнимателен к своим детям и не заметил томления Дажбы. – Господь смолк. Похоже, этот вопрос Небо поднимал при нем не впервой, но Перший все время отмалчивался, а нынче все же решил пояснить, не взирая на то, что высказанные им слова заденут чувства столь любимого им брата. – Ты сам говорил, что Дажба сразу обратил внимание на этого ребенка, и сие без сомнения ему на него указал Родитель, как он почасту делает с нами. Но Дажба, как и Стынь с лучицами не общался. Круча они не видели до перерождения, не прикладывались к нему… Потому и не понял бесценный наш малецык, что перед ним не просто сияющая искра, а нечто иное. Тебя же в хуруле не было, поколь он летел из Золотой Галактики в Млечный Путь. Не было Дивного и Седми, а драгость Воитель, на какового ты возложил обязанность присматривать за Дажбой, не так нежен и хрупок, как иные наши сыны. Ты и сам знаешь, он вельми редко кого приголубит, аль обнимет, – весьма мягко отозвался о «дубокожести» Воителя, Бог.

Перший туго вздохнул и плотнее прижал к своей груди крохотное тельце Влады, в сравнении с ним смотревшееся куколкой… таковой тряпичной, с повисшими ножками и ручками, каковую по малолетству, чтоб порадовать вскормленников творил Выхованок.

В зале, лишь Зиждитель замолчал, поплыло густое отишье, будто в помещение никого и не было. Не только Небо и Першего, Творцов систем и всего живого на них, но и столь малого их создания человека, столь бесценного их произведения лучицы. В своде, кажется, даже замерли пузырчатые облака, они полностью изменили свой внешний вид, схоронив спинки барашков в крупных, спаянных меж собой водяных пузырищах.

– Я засим, когда лучица подала зов, выяснял каким образом, девочка попала к вам, – заговорил погодя Перший. – Оказалось, Керечун обходя детей рожденных в ожидаемый нами срок на Зекрой, частью пометил мои искры в болдырях и поболдырях, как просил его Вежды: мальчиков и достаточно светлых. Малецык потом сказывал, что и сам не понял, зачем о том попросил Керечуна и зачем вообще задумал спасение тех искр… тем паче поболдырских… Ведь в телах метисов почти не рождаются искры, да и нам было не до того. Мы были заняты и не собирались, совершенно не собирались не то, чтобы спасать искры, но и в целом кого вывозить с Зекрой. Одначе, судя потому сколько в твоих поселениях оказалось поболдырей, можно предположить, что кто-то распорядился по-другому. И мои искры были нарочно посланы в поболдырские тела. Верно, не надобно пояснять, кто так распорядился. – Небо малозаметно качнул головой. – Вежды посылал и чуть позже Керечуна на поиски лучицы. И сызнова тот ничего не нашел али пропустил. Вельми странно, что такое могло случится с ним. Скорее всего, девочка была от него укрыта. Вне сомнений Родителем, чтобы Керечун ее до срока не нашел. После, когда ваши цверги стали изымать детей с Зекрой, Вежды послал курентов, чтоб те собрали помеченных Керечуном отроков… Одначе, этой девочки в тех избранных детях не должно было быть. Потому как она, во-первых женского пола, во-вторых была очень больна, а отбирал Керечун одних здоровых. Это генетическое изменение зекрийцев особенно коснулось поболдырские семьи.

– Да, водовики мне говорили, – вставил в речь брата Небо, и, вздев руку, перстами огладил книзу волоски усов, концы коих точно впорхнули в приоткрытый рот Бога. – Когда я с ними давеча толковал, что девочке судя по шрамам на груди, каковые исчезли после кувшинки и их лечения, еще там, на Зекрой, лекари осуществляли вмешательство, чтобы продлить… хоть как-то продлить жизнь. Видимо ее семья была достаточно значимой в том обществе, если могла себе такое вмешательство позволить, ибо ты ведь знаешь Отец, расслоение на Зекрой достигло ошеломляющих размахов.

– Видимо, она из той прослойки поболдырей, что правили на острове, как его там величали, – задумчиво протянул Перший, и вновь пристроив тело девушки себе на колени, подложил ей под голову свою правую руку. – Самый крупный, что еще вел опустошительные войны с твоими отпрысками… Мне о нем Дажба сказывал… А Хингхитерр. Наверно, она оттуда… Лихновец, а это именно он принес ребенка, так и не смог мне пояснить, откуда ее забрал. Он единственно, сказал, что пришел в том дом узрев оставленную Керечуном метку… даже не приметив, что пред ним девочка, не мальчик. Лихновец говорил, ребенок так сиял, этот свет наполнял всю комнату, выбивался из окон, щелей, дверей и он не смог противостоять такой мощи. Естественно, это были замыслы Родителя… И похищение лучицы, и смена ее кодировки, и вселение в поболдыря… и Вежды, и Стынь, и Лихновец. Родитель предпринял все, чтобы наказать меня за своевольство и при этом спасти лучицу от гибели на Зекрой. Потому она и оказалась на хуруле Дажбы, и ваш дух Выхованок утаивал ее пол от собратьев и вас, своих Творцов, оно как не мог противостоять мощи Родителя. – Перший прервался и тягостно вздохнул, таким побытом, что сияние оное исторгала его кожа, заколебалось, точно пламя костра от дуновения порывистого ветра. – Родитель ждал, что я приду и повинюсь пред ним, Он мне об этом после сказывал. Но я был разбит потерей лучицы и долгое время не мог собраться с мыслями, взять себя в руки… Скорее всего Родитель такое предполагал, потому решил, что поколь я собираюсь с мыслями, ты поддержишь лучицу. Но ты, Небо, порой сам бываешь столь грубым, что не примечаешь ничего кругом… Ни томления малецыков, ни сияния лучицы. Если бы там еще на хуруле, ты побыл с Дажбой, почувствовал его тягу к ребенку, и прикоснулся к нему. Несомненно, ты понял бы кто в той плоти. И ты бы, непременно, это утаил от меня, и Асила. – Рас обидчиво дернулся в кресле. Сотряслось не только его тело, конечности, но и тягостно качнулась голова, вместе с миниатюрной Солнечной системой в навершие, словно собираясь упасть с венца аль лишь оторваться и закружить подле. – Да… да… скрыл, и не зачем строить на своем лице досаду, – очень нежно отметил Перший. – Это знал не только Родитель, это знаю и я… Но на тот момент… когда дитя было малое, бесицы-трясавицы могли перенести из сего дряхлого тела мозг и лучицу в любое другое… жизнеспособное… здоровое… сколько их там было на хуруле. Тысячи… тысячи мальчишек и наша бесценная лучица была бы в крепкой плоти. Она была бы любима вами Расами, оберегаема, защищена. Я уверен, ты бы создал условия для плоти и лучицы. И пусть бы не имелось наставника, но не было бы такого напряжения для плоти и надлома для лучицы.