Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава четвертая
Церковное устройство
§ 122. Римский престол
Если Римский престол от начала занял в церкви первое место, то его преимущественное положение с течением веков должно было соответственно возрасти. В этот период он все более и более становится центром церковного управления, на решение которого стал восходить целый ряд дел, после того как Лже-Исидором было предписано представлять ему «causae maiores». Исходя из положения, что Римская церковь есть глава и матерь церкви, Григорий VII (Reg. VIII, 21) признал подлежащим ее компетенции все важнейшие дела, решения их окончательными и не подлежащими апелляции, причем положение папства поставил над царством и империей. Права эти вошли отчасти в «Dictatus papae», собрание 27 кратких положений, которые были приняты в регистр Григория (II, 55) и в сущности выражали его воззрения, хотя по формулировке отдельных положений и по взаимоотношению, в котором они попали в Собрание канонов кардинала Деусдедита, и исходили не от него. Но переворот совершился замечательный. Если утверждение Барония, будто Григорий VII решительно присвоил имя папы обладателю Римского престола и неверно, так как покоится на положении в «Dictatus» (11) «Quos hoc unicum est nomen in mundo», то он вполне прав, что это имя ныне получило полное и исключительное значение, которое за ним впоследствии и осталось…
В отдельности концентрация выразилась особенно в следующих пунктах:
1. Митрополиты обязаны в отношении папы каноническим послушанием. От отдельных митрополитов стала требоваться по церковно-политическим основаниям со времени Григория VII присяга, которая в законном порядке была проведена и для всех признана обязательной Григорием IX. Она была распространена Мартином V также и на епископов.
2. Канонизация или признание святым, которая раньше в отдельных округах принадлежала их епископам, Александром III была предоставлена исключительно папе (с. 1. X de reliquiis, 3, 45). Подобным образом Четвертый Латеранский собор (к. 62) почитание новооткрытых мощей поставил в зависимость от решения апостольского престола. Этим должны были прекратиться злоупотребления, которые на основании древней практики вошли в обыкновение в последнее время.
3. С XII в. отпущение целого ряда тяжких грехов было резервировано папскому соизволению.
4. Апелляции к папскому престолу в это время особенно участились. Некоторыми прямо стал призываться римский суд для освобождения себя от наказания. Практика эта, однако, имела также свои теневые стороны, создавая волокиту по малым делам и тормозя ход правосудия, вызывала справедливые жалобы уже Бернарда Клервосского («De consideration», c. 2) и других выдающихся мужей этого времени.
5. Претендуя на непосредственную власть над всей церковью, папы повсеместно присвоили себе замещение части церковных должностей. Начало этого восходит уже ко временам папы Иннокентия II. Если прежде все дело ограничивалось просьбой о назначении или рекомендацией, то позднейшие папы вместо просьб стали прямо посылать приказ о назначении. Правда, таким путем получили должности и повышение некоторые достойнейшие лица из среды духовенства, которые иначе никогда не были бы удостоены присущей им чести. В этом лежит хорошая сторона этого нововведения. С другой, однако, стороны эта мера проложила путь к погоне и торговле местами, и вообще сделалась источником страшнейшего недовольства. Англичане уже в Лионе в 1245 г. жаловались, что многие должности у них попали в руки итальянцев. Особенно широкое применение это новшества получило во время борьбы против Фридриха II. Ввиду этого аналогичные жалобы возобновились вновь в ближайшие годы, особенно со стороны епископа Роберта Гроссетесте Линкольнского. Иннокентий IV, наконец, объявил о своем желании отказаться от таких назначений (провиденций). Александр IV, по крайней мере («Execrabilis quorumdam» 1255), объявил, что ни один капитул не может быть обременен более, чем четырьмя «Mandata de providendo». Впрочем, развитие на этом не остановилось. Вскоре был сделан дальнейший шаг. Климент IV резервировал по примеру, поданному раньше Урбаном IV в декрете «Licet ecclesiarum» (c. 2 de praed. in VI, 3), папскому престолу замещение beneficia apud sedem apostolicam vacantia, т. е. церковных должностей, освобождение которых совершилось вследствие смерти их носителей во время путешествия к папскому двору. Равным образом он при этом исходил из основного положения, что папе принадлежит plenaria dispositio в отношении всех церковных должностей.
6. Вследствие того же развития особенно стало выступать полновластие папы при разрешении спорных религиозных вопросов. Уже раньше неоднократно указывалось, что у апостольского престола религия всегда сохранялась безукоризненной (формула Гормизды, ср. стр. 160) или что апостольская церковь никогда не сбивалась с пути истинного в силу предсказания Господа у Луки 22, 32 («Tu aliquando conversus confirma fratres tuos») до конца хранить неизменной христианскую веру и т. д. (Агафон). Но теперь Фома Аквинский (S. th. II, 3 qu. 1 art. 10) прямо формулировал как вероучительное положение, что от папы, которому принадлежит, по декрету «Maiores» Иннокентия IV (с. 3, Х de bapt. 3, 42), величайшие и важнейшие дела, зависит окончательное определение того, что относится к вере. Это положение он обосновал не только на Луки 22, 32, но также и на 1 Кор. 1, 10, так как требуемое здесь единство в вере не иначе может быть сохранено.
7. Вселенские соборы раньше были созываемы императором. Ныне приглашение на них стало исходить от папы. Преобразование это основывается на различных основаниях. С разделением церквей, соборы, исключая двух, охватывают только латинскую церковь. Новая западная римская империя не находилась более в таких отношениях, как древняя. Дело в том, что рядом с нею стояли другие великие государства, совершенно не зависимые от императора, занимавшего между государями Европы первое место разве только по преимуществу чести. При таком положении дел древний порядок ныне был совершенно не применим. Созыв Вселенского собора должен был необходимо исходить от церковного главы церкви, тем более, что таковой порядок требовался и природой собора, как церковного собрания.
8. Церковь и государство уже в древности сравнивались с душой и телом или с солнцем и луной. Тем самым духовная власть противопоставлялась светской. Но оценка эта была скорее идеальной, чем реальной природы. В действительности обе власти вообще признавались взаимно независимыми, а если одна из них брала перевес над другой, то это была светская власть и не только на Востоке,