Из каждого дома, мимо которого они проходили, выходили люди; они видели смеющихся детей, и веселье и возбуждение заражали их. В колонне были седовласые старики и молодые матери с привязанными к спинам младенцами, женщины постарше, в передниках, вели детей за руки; мужчины шли в комбинезонах металлургической компании или в более строгих костюмах клерков, курьеров, помощников продавцов и мелких городских чиновников, которые проводили в жизнь законы апартеида. Вскоре дорога за Рейли и его товарищами превратилась в людскую реку.

Подходя к открытому общинному полю, они увидели, что здесь уже много народу; с каждой минутой по дорогам на поле прибывали все новые люди.

– Пять тысяч? – спросил Рейли Амелию, и та сжала его руку, приплясывая от возбуждения.

– Больше, – сказала она. – Должно быть больше – десять тысяч, может, даже пятнадцать. О Рейли, я так горда и счастлива! Ты только посмотри на них – прекрасное зрелище, верно? – Она повернулась и восторженно посмотрела на него. – Я так горжусь тобой, Рейли! Без тебя эти бедные люди никогда не осознали бы своего жалкого положения, им не хватило бы воли изменить свою участь. Но только посмотри на них сейчас!

Люди узнавали Рейли и расступались перед ним, выкрикивали его имя и называли «брат» и «товарищ».

В конце поля лежала груда старых кирпичей и строительных обломков. Рейли направился к ней, поднялся на вершину и поднял руки, призывая к молчанию.

– Мой народ, я принес тебе слова Роберта Собукве, отца ПАК. Он призывает вас: «Помните Мозеса Гаму! Помните всю боль и трудности вашей пустой жизни! Помните нищету и угнетение!»

Толпа заревела, все вскидывали сжатые кулаки или поднятые большие пальцы, кричали « Amandla» и «Гама». Прошло немало времени, прежде чем Рейли смог снова заговорить и сказал им:

– Мы сожжем наши пропуска. – И потряс своей собственной книжечкой. – Мы устроим костер и сожжем dompas. Потом все как один мы пройдем к отделению полиции и потребуем арестовать нас. Они больше никогда не заставят нас показывать dompas, мы будем свободными людьми, как были свободны наши предки, пока в эту землю не пришел белый человек.

Он сам почти поверил в то, что говорил. Все это казалось таким простым и логичным!

И вот они развели костры, десятки костров по всему полю. Начав с сухой травы и скомканных старых газет, они собирались вокруг и бросали в огонь свои паспорта. Женщины начали раскачивать бедрами и притоптывать, мужчины танцевали с ними, а дети бегали у них под ногами, и все пели песни свободы.

Только в восемь утра организаторы смогли заставить их сняться с места, и человеческая масса, разворачиваясь, как огромная змея, поползла к полицейскому участку.

Майкл Кортни наблюдал за бесславным завершением демонстрации в Иватоне; из телефонной будки он позвонил в отделение полиции парка Вандербил и узнал, что, после того как полиция пригрозила демонстрантам дубинками, там тоже все успокоились. В полицию Шарпвилля он не дозвонился, хотя потратил почти десять шиллингов, проталкивая их в прорезь для монет, и провел в будке сорок бесконечных минут. В конце концов он с отвращением сдался и пошел к своему маленькому фургону «моррис», который бабуля подарила ему на прошедший день рождения.

Он поехал назад в Йоханнесбург, готовый встретить насмешки Леона Гербштайна: «Итак, у тебя превосходный рассказ о мятеже, которого не было. Поздравляю, Майки, я знал, что могу рассчитывать на тебя».

Майкл поморщился и закурил, чтобы успокоиться, но, подъехав к разветвлению дороги, увидел указатель «Веренигинг 10 миль», а под ним указатель поменьше «Пригород Шарпвилль». И вместо того чтобы ехать к Йоханнесбургу, повернул на юг. «Моррис» весело загудел на необычно свободной от машин пустынной дороге.

Лотар Деларей держал в столе туалетный несессер, бритву и зубную щетку. Вернувшись в участок, он вымылся и побрился над раковиной в мужском туалете и почувствовал себя освеженным, хотя ощущение зловещей тревоги, которое он испытывал во время ночного рейда, сохранялось.

Дежурный сержант отдал честь, когда он вошел.

– Доброе утро, сэр, заканчиваете работу?

Лотар отрицательно покачал головой.

– Kommandantуже пришел?

– Десять минут назад.

– После полуночи кто-нибудь звонил, сержант?

– Не задумывался над этим, но сейчас, когда вы об этом спросили, сэр, могу отметить, что никто не звонил. Занятно, правда?

– Ничего занятного – линия перерезана! Вы должны были отметить это в журнале происшествий, – рявкнул Лотар и пошел к начальнику отделения.

Тот серьезно выслушал доклад Лотара.

– Ja, Лотти. Вы хорошо поработали. Не нравится мне все это. С тех пор как вы нашли эту проклятую листовку, у меня сердце не на месте. Нам должны были дать больше людей, не только двадцать новобранцев. Прислать опытных людей, вместо того чтобы посылать их в Иватон и в другие отделения.

– Я вызвал все наши пешие патрули, – резко сказал Лотар. Он не хотел слушать критику решений начальства. Он знал, что у любого решения есть веские причины. – Предлагаю собрать всех наших людей здесь, в отделении. Сосредоточить силы.

– Ja, согласен, – ответил начальник.

– Как с оружием? Открыть арсенал?

– Ja, Лотти, думаю, это надо сделать.

– И я хотел бы поговорить с ними, прежде чем снова отправлюсь в патруль.

– Хорошо, Лотти. Скажите им, у нас все под контролем. Пусть выполняют приказы, и все будет в порядке.

Лотар отдал честь и вернулся в помещение дежурного.

– Сержант, нужно раздать оружие всем белым полицейским.

– Ручные пулеметы Стэн?

Сержант удивился.

– Да, и по четыре запасных обоймы на каждого, – кивнул Лотар. – Я подпишу приказ в журнале происшествий.

Сержант выдал ему ключи, и они вдвоем прошли к арсеналу и