Он шмыгнул под тополя, потом добежал до рощи, раскинувшейся шагах в двадцати от того места, где он рассчитывал найти Николь.

Николь была уже там.

Едва Жильбер успел спрятаться за деревьями, как его внимание привлек странный звук: это золотая монета со звоном ударилась о камень.

Жильбер ящерицей юркнул к ровной площадке, густо обсаженной кустами сирени, от которой в мае исходил пьянящий запах; ветки сирени раскачивались над головами прогуливавшихся по этой небольшой аллее, отделяющей Большой Трианон от Малого.

Когда глаза Жильбера свыклись с темнотой, он увидел, как Николь раскладывает деньги на камне по эту сторону решетки, так, чтобы их не смог достать де Босир; она доставала их из кошелька, полученного от герцога де Ришелье Золотые монеты текли рекой, подпрыгивая и переливаясь, а де Босир с горящим взором и трясущимися руками переводил внимательный взгляд с Николь на монеты, не понимая, откуда она могла их взять. Наконец Николь заговорила:

– Вы не раз обещали меня увезти, дорогой господин де Босир…

– И жениться на вас! – с воодушевлением воскликнул гвардеец.

– Ну, к этому мы еще успеем вернуться, – заметила девушка, – а сейчас главное – убежать. Можно через два часа?

– Да хоть через десять минут!

– Нет, у меня еще есть кое-какие дела, и на это потребуется два часа.

– Через два часа, так через два часа. Я к вашим услугам, дорогая.

– Отлично! Возьмите пятьдесят луидоров, – девушка отсчитала пятьдесят монет и передала их через решетку де Босиру; тот, не считая, спрятал их в карман плаща, – и через полтора часа ждите меня здесь с каретой.

– Но… – попытался было возразить де Босир.

– Если не хотите, будем считать, что ничего не было; верните мне пятьдесят луидоров.

– Я не отказываюсь, дорогая Николь, я только беспокоюсь о том, что мы будем делать потом.

– За кого вы боитесь?

– За вас.

– За меня?

– Да. Когда мы истратим пятьдесят луидоров, – а мы их рано или поздно истратим – вы станете плакать, жалеть о Трианоне, вы…

– Какой вы заботливый, дорогой господин де Босир! Да не бойтесь вы ничего, я не из тех, кого можно сделать несчастной. Пусть вас не мучают угрызения совести. Когда кончатся эти деньги, мы решим, что делать.

И она потрясла кошельком, в котором оставалось еще полсотни луидоров.

Глаза де Босира так и засветились в темноте.

– Ради вас я готов хоть в пекло! – воскликнул он.

– Да что вы, кто же вас об этом просит, господин де Босир? Так мы уговорились? Через полтора часа – карета, а через два – уезжаем!

– Да! – вскричал Босир, схватив Николь за руку и притянув ее к себе в надежде поцеловать через решетку.

– Тише вы! – прошипела Николь. – Вы с ума сошли?

– Нет, я люблю вас!

– Хм! – обронила Николь.

– Вы мне не верите, душа моя?

– Почему не верю? Верю, верю. Постарайтесь найти хороших лошадей.

– Ну конечно!

На том они и расстались.

Однако через минуту де Босир в ужасе вернулся.

– Эй! Эй! – позвал он.

– Что такое? – спросила Николь, успев уже довольно далеко уйти и потому приложив ладонь к губам, чтобы ее не услышали чужие уши.

– А как же решетка? – спросил Босир. – Вы сможете перелезть?

– Ну и дурак! – прошептала Николь, находясь в эту минуту шагах в десяти от Жильбера.

– У меня есть ключ! – громко сказала она.

Де Босир, в восхищении чуть слышно вскрикнув, убежал и на сей раз уже не вернулся.

Опустив голову, Николь скорым шагом направилась к дому.

Когда Жильбер остался один, он задал себе четыре вопроса:

«Почему Николь решила убежать с де Босиром, которого она не любит?»

«Откуда у Николь так много денег?»

«Где Николь взяла ключ от решетки?»

«Зачем Николь, вместо того чтобы сбежать немедленно, возвращается к Андре?»

Жильбер мог еще понять, откуда у Николь деньги. Но на другие вопросы он не находил ответа.

Его врожденное любопытство или благоприобретенная подозрительность – как вам больше нравится – не давали ему покоя. Несмотря на то, что было уже свежо, он решил провести ночь под открытым небом, под влажными от росы деревьями, чтобы дождаться развязки сцены, начало которой он только что видел.

Андре проводила отца до самой решетки Большого Трианона. Погруженная в задумчивость, она возвращалась, когда Николь бегом выскочила ей навстречу из аллеи той самой, которая вела к знаменитой решетке, где она только что обо всем уговорилась с де Босиром.

Заметив хозяйку, Николь остановилась и, повинуясь молчаливому приказанию Андре, поднялась вслед за ней в комнату.

Было около половины девятого вечера. Темнота наступила раньше обычного, потому что огромная черная туча, двигавшаяся с юга на север, заволокла небо над Версалем; стоило поднять глаза к вершинам самых высоких деревьев, как становилось очевидно, что везде, куда проникал взгляд, темная пелена окутала звезды, еще за минуту до чего сверкавшие на лазурном небосводе.

Резкий порывистый ветер гнул к земле цветы, и они наклоняли головки, словно выпрашивая у неба дождя или хотя бы росы.

Непогода не испугала Андре; девушка была так грустна и задумчива, что не только не ускорила шаг, но, напротив, ступала будто против воли, поднимаясь по лестнице к себе в комнату; она останавливалась у каждого окна, глядя на небо, вид которого соответствовал ее расположению духа, и оттягивала таким образом возвращение в свои скромные апартаменты.

Раздосадованная Николь кипела от нетерпения, боясь, как бы ее не задержала какая-нибудь причуда хозяйки; камеристка сердито ворчала себе под нос, посылая хозяйке проклятия, на которые никогда не скупятся слуги, если неосторожные хозяева позволяют себе некоторые вольности в ущерб интересам лакеев.

Наконец Андре добралась до своей комнаты, толкнула дверь и рухнула в кресло. Она едва слышно попросила Николь приоткрыть выходившее во двор окно.

Николь повиновалась Затем она вернулась к хозяйке с заботливым видом, который плутовка так ловко умела на себя напускать в нужную минуту.

– Боюсь, что мадмуазель нынче не совсем здорова, – заметила она. – У мадмуазель красные припухшие глаза, и они как-то неестественно блестят. Мне кажется, вам необходимо отдохнуть.

– Ты так думаешь, Николь? – не слушая, пробормотала Андре и в изнеможении вытянула ноги на ковре.

Николь поняла это как приказание раздеть хозяйку, и стала развязывать ленты и вынимать цветы из ее прически, напоминавшей огромную башню, которую даже очень ловкие руки не могли бы разобрать скорее, чем за четверть часа.