руководитель, вдохновитель и организатор. Всё учесть и предусмотреть – его обязанность.

В толпе ожидавших выхода к мегафону, в задних рядах, стояла Мая Шиловская. Его Мая. Его первая девочка. Как мятежникам удалось её сагитировать? Что они ей сказали, пообещали, чем запугали? Но только – она там тоже была. В одном строю с мятежниками. А с ней – её дети. Оба мальчика. Младший, Жорик, испуганно жался к маме.

После первого ракетного удара Мая некоторое время стояла в изумлении. Потом её толкнули, поволокли ко входу в зал заседаний – не стой, дура, тут сейчас пи.дец начнётся!

Она была уже у самого входа, когда вторая ракета разнесла балкон и часть стены зала заседаний.

– Нет!!! Мая-ааа!..

Секретарь, охрана и прочая челядь в секунду сбежались на этот ужасный, утробный вопль и. о. царя.

…Вскоре он пришёл в себя. А, ну да. Он сидит в кабинете Президента Северной Федерации – потому что он теперь и. о. президента. На столе стоит большой телевизор. По телевизору американские корреспонденты ведут прямой репортаж о событиях в Мошковце. Жуткая ночь, всполохи огня, какие-то вопли.

В кабинете уже собралась вся стая товарищей. Все замерли в тревожном ожидании – что это с исполняющим обязанности? Врач, охранники, секретарь. Эринг, Гонтарь, Алик Хок. Откуда-то успели материализоваться комдив Даманской дивизии и Агран. Рудольф весь день собирал «беркутов» для организации отпора мятежникам, а комдив, похоже, наконец-то нашёл правильное решение, не противоречащее законам. Ракеты Григоровича подсказали.

– Джо, что с тобой? – это Рудольф.

Он встал. Шагнул к нему, а заодно и к комдиву.

– Подавить. Пленных не брать. Совсем не брать. Ясно?

– Так точно, товарищ Верховный Главнокомандующий! – в критических ситуациях комдив соображал удивительно быстро.

– Идите!

А сам – вырубился. Хватит! – сказал организм и отправил Джорджа спать. Вот прямо здесь – на диванчике в президентском кабинете.

Когда он открыл глаза, за окном уже стоял серый октябрьский рассвет. Мелкий дождик моросил. В приёмной дожидались Агран, комдив и Эринг. С докладами.

– Приглашай по очереди! – это секретарю.

После авиаудара среди мятежников началась паника. Хренову кучу народу просто затоптали и задавили в толпе, пытаясь спастись. Панических настроений добавили танки Даманской дивизии, выехавшие на набережную перед зданием Верховного Совета. И чётко, последовательно отработавшие каждое окошко – не осталось ни одного, куда бы не послали снаряд. Боевых хватало не всегда, поэтому время от времени палили зажигательными. В итоге здание сейчас частью в руинах, частью выгорело. Был Белый дом – стал Чёрный.

А дальше…

Тела мятежников и их прихвостней до сих пор вытаскивают из руин и свозят на ближайший стадион: ведомственные морги МВД и прочих специальных служб принимают только трупы убитых при подавлении мятежа милиционеров, военных и сотрудников «Беркута». По предварительным данным, в частном охранном предприятии около сорока убитых, около семидесяти раненых, их развезли по больницам, некоторые в реанимации. В целом силовиков погибло около 200 человек, мятежников перебито от полутора до двух тысяч.

Лично Агран может пояснить судьбу основных фигурантов дела. То ещё было приключение – шарахаться по полуразрушенному, горящему зданию; пришлось вспомнить все навыки, полученные при обучении на ликвидатора.

Окна кабинета Председателя Верховного Совета Имранова выходили не на набережную, поэтому разрушения там незначительны. Так, стёкла повылетали... Сам Руслан Хасбулатович прятался под столом, когда его оттуда выволокли, – именем Всевышнего просил о пощаде. Ввиду нецелесообразности оной Агран одним выстрелом отправил его на прямые переговоры с Богом.

Хруцкому повезло меньше: танковый снаряд угодил точно в его кабинет, так что спастись мятежник пытался ползком – полз по коридору, так как одна нога была сломана. Заметив людей в форме «Беркута», попытался отстреливаться, но – кинули в ответ гранату... Фрагменты тела уже собраны в отдельный мешок и отвезены в морг МВД.

Мак-Алестер... Ну, это ты, наверное, по американскому ТВ и сам видел. Каким-то чудом под утро нашли сильно рваную фуражку с высоченной тульей, а в ней – малую толику биологических отходов. Если потом сильно приспичит – может, ещё какие фрагменты тела удастся найти, хотя после попадания ракеты – вряд ли.

Депутатов в живых осталось 72 человека из 426, бывших в здании Совета во время голосования по утверждению Хруцкого и. о. президента. Их сволокли в подвал, туда же отправили выживших представителей так называемой патриотически настроенной интеллигенции. Проверив документы и сверив со списками, на месте пристрелили одиннадцать депутатов, отличавшихся во время противостояния наибольшей активностью. Пи.деть меньше надо было, да. Телегентишек не трогали, за исключением одного заслуженного деда. Писатель-фронтовик, между прочим. Его повесть имеется в школьном учебнике литературы для старших классов. Оказывал активное сопротивление, орал: вы не смеете, я ветеран, вы все на моих книжках росли... Кто-то из ментов ему хорошо ответил: ага, именно. На твоих книжках воспитаны, в которых ты, старая сволочь, воспеваешь войну и расписываешь, как это круто – умирать за советскую родину. Так что или заткнись, или... Дед не заткнулся, приложили прикладом в висок, ему хватило.

Азраил вот тоже пошутил. Когда депутатов шмонали, у одного из штанины потекло. Долго причитал, что он никаких заявлений не делал, прокламаций не подписывал, в мятеже не участвовал.

По списку посмотрели – действительно не участвовал. Так, чисто проголосовать за Хруцкого пришёл. Думал, что генерал новым президентом станет. Геннадий Зюгенфельд депутата зовут. Сперва тоже шлёпнуть хотели, но Азраил спохватился – нужна ведь нам будет какая-нибудь левая оппозиция, правда же? Приподнял обоссавшегося, в глаза выразительно так посмотрел, пистолет в аккурат к центру лысины приложил. Запомни, говорит, моё лицо, Геннадий Зюгенфельд. Меня зовут Азраил. Я злой ангел, прихожу забирать души грешников. Ещё раз согрешишь – потом не обижайся. Это лысое чучело кивнуло этак понимающе – и в обморок со страху.

– Мая? – коротко спросил Джордж.

– Нашли её, – столь же коротко отвечал Рудольф.

Она самая. Мая Шиловская, твоя первая любовь. И двое мальчишек, её дети, вместе с ней погибли. Тела сейчас пока на стадионе – в моргах места ищут, всё переполнено.

– Поехали. Покажешь мне её.

– Джо, а может... Ты и так уже ночью нагляделся.

– Я сказал – поехали!

…Года три тому назад именно на этом стадионе зажигал народный целитель всея Союза Анатолий Апшеронский.