Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кротов сам открыл дверь и сделал шаг к порогу.
– Вы уже спрашивали об этом.
– Но ты мне не ответил, – настойчиво проговорил Геннадий Антонович ему в спину.
– До свидания, – бросил Кротов, не оборачиваясь, и побежал вниз по лестнице.
Выйдя на улицу, он сел в свою машину, стараясь не крутить головой и не искать глазами микроавтобус, где должны сидеть Хан и его друзья. Они договорились заранее, что Кротов отъедет от дома Кузьмина и будет ждать Хана возле станции метро, до которой было минут пять-семь езды.
Возле метро Кротову пришлось подождать, минут через десять подошел Алекперов и сел к нему в машину.
– Кротов, ты понимаешь, что твои денежки – тю-тю? – спросил он первым делом. – Здесь ничего сделать невозможно, ты их отдал добровольно, и они уже лежат на счету Кузьмина.
– Да бог с ними, – махнул рукой Кротов. – Мне не жалко. Я еще заработаю, бандюки крупного калибра долго не переведутся, на мой век хватит.
4 июня, в пятницу, начальнику Южноморского УВД поступила информация из Москвы о том, что в ходе выполнения частного заказа детективным агентством «Власта» стали известны обстоятельства убийства доктора Евтеева, которые могут быть полезны в раскрытии преступления. Данный сиделкой словесный портрет человека, который точно знал, что Евтеев остался один в квартире, полностью совпадает с описанием внешности Славомира Гашина, имевшего личные мотивы для убийства старого доктора. По информации из «Власты», Гашин в настоящее время находится в Москве, адрес его неизвестен, но есть основания полагать, что его регулярно навещает Крамарев Максим Витальевич (установочные данные прилагаются).
Вечером того же дня начальник Южноморского УВД связался с Москвой, и по его инициативе Славомира Гашина объявили в розыск. Установили наблюдение за Максимом Крамаревым и очень быстро выяснили, что тот действительно навещает Гашина на съемной квартире на улице Миклухо-Маклая.
В Москву из Южноморска вылетел следователь Неделько, который вел дело об убийстве Дмитрия Васильевича Евтеева. Первым делом Неделько потребовал устроить ему встречу со Стасовым и Каменской, чтобы получить всю информацию из первых рук. Информацию он получил, но взамен вынужден был пообещать разрешить частным детективам поприсутствовать на допросе Гашина, когда его найдут и задержат, и даже задать свои вопросы.
Славомира Ильича Гашина задержали во вторник, 8 июня, через полтора часа после того, как от него ушел Максим Крамарев. За эти полтора часа в квартиру, где жил Гашин, заходила соседка снизу с вопросом, нет ли у него протечки, после чего стало ясно, что в квартире находится именно он. О том, что «соседка» была сотрудником милиции, Славомир Ильич так и не узнал.
Неделько слово сдержал и пригласил Стасова и Настю, которые тихо сидели в углу кабинета и внимательно слушали ответы задержанного на вопросы следователя. Наконец Неделько сделал знак, дескать, можете спрашивать, если вам еще не все понятно.
– А зачем вам охрана? – спросила Настя.
Гашин усмехнулся и с интересом посмотрел на нее.
– Видите ли, поездка в Южноморск и убийство доктора – это моя личная самодеятельность, Крамарев об этом ничего не знал. Если бы он узнал – ни за что не пустил бы меня. Когда я вернулся и рассказал Максиму о том, что убил Евтеева, он ужасно рассердился, кричал и приставил ко мне охрану, чтобы я не сбежал и еще чего-нибудь не натворил, что шло бы вразрез с его планами. Ему не нужна была смерть доктора. Ему нужен был только Разуваев. Когда пришлось приставить ко мне охрану, то жене и всем остальным Максим сказал, будто у него появилась информация о том, что конкуренты собираются ему напакостить и выкрасть то ли меня самого, то ли мои разработки. Я ведь уже говорил, что Максим выдавал меня за ученого-химика.
– И как вам жилось под постоянной охраной? Наверное, тяжко было? – изобразила сочувствие Настя.
– Было интересно, – Гашин мечтательно улыбнулся. – Было необычно, непривычно, и я черпал из этой ситуации все, что мог, для своей будущей пьесы. Это же потрясающе: написать пьесу о человеке, вынужденном жить под постоянным присмотром. Где еще я набрал бы материал? Нет, это было хорошо.
– А те двое, которые приезжали к Крамареву и которых он водил в ваш гостевой домик на совещания? – задал вопрос Стасов. – Это были Сорокины?
– Я вижу, вы далеко продвинулись, – одобрительно заметил Гашин. – Конечно, они, кто же еще? Они вышли на пенсию и тихо затухали в своем Новосибирске, скучали и маялись, пока Максим не нашел их. Вы поймите, у них появилась цель в жизни, смысл, она наполнилась идеей, содержанием, у них выпрямились спины, они воспряли духом. Знаете ли, месть – это очень животворный мотив, он людей буквально с того света возвращает.
Он замолчал, глядя в сторону, плечи его опустились, и весь он мгновенно стал поникшим и каким-то несчастным. Но уже через несколько секунд глаза Славомира Ильича снова заблестели, а губы дрогнули в готовности улыбнуться. В этот миг он показался Насте таким красивым, что она даже забыла о том, что он убийца, и откровенно любовалась сидящим напротив нее мужчиной.
– И знаете, что еще я понял? – продолжал Гашин. – Что месть – это просто красивое слово, которым каждый из нас прикрывает свои собственные личные мотивы. Максиму нужно было любыми средствами справиться с конкурентом, а на смерть брата ему, в сущности, наплевать. Как ни жестоко это звучит.
– Погодите, но каким образом информация о происшествии на водохранилище могла бы помочь Крамареву в его борьбе с младшим Разуваевым? – нахмурился Стасов. – Ведь это не Разуваев погубил детей.
– Павел Разуваев очень любит своего отца, он не допустил бы, чтобы имя Николая Степановича было опозорено. В обмен на неразглашение информации он снял бы свою кандидатуру и перестал мешать Крамареву в бизнесе. Вот и весь расклад, – пожал плечами Гашин.
– Ну хорошо, а Сорокины? – продолжала допытываться Настя. – У них какой мотив, если не месть за смерть сына?
– Им нужен был новый смысл жизни, новый импульс, чтобы вернуть хотя бы немного сил и интереса к существованию. Максим нашел их, пригласил в Москву, купил за бешеные деньги квартиру, в которой когда-то жила Лариса Кротова, переплатил жильцам, чтобы они согласились переехать, давал Сорокиным деньги без счета, обеспечивал всем необходимым. И знаете, им очень понравилось так жить.
– И для чего все это было? Зачем он вызвал вас из Перми и Сорокиных из Новосибирска?
– Видите ли, у Максима была информация о том, что Лариса могла оставить какие-то компрматериалы на Разуваева. То ли видеокассету, то ли аудио-, то ли просто какие-то записи. Никто не знал, что именно, и никто не знал, где она это хранила и было ли это вообще. Но задачей Сорокиных было познакомиться и близко сойтись с семьей Гусаровых, которые жили в соседней с Ларисой квартире и которые после ее гибели взяли к себе ее маленького сына. Были основания полагать, что и ее вещи они тоже взяли, и среди этих вещей есть то, что так нужно было Максиму. Сорокины были исполнителями, а я подавал идеи. У меня, знаете ли, неплохо получалось, – Гашин снова усмехнулся. – Все-таки я умею строить сцену и развивать драматургию эпизода. Я помогал анализировать характеры соседей и подсказывал, как и о чем лучше строить беседу, как начать, как ее вести и чем завершить, чтобы достичь нужной ноты. Впрочем, вам эти тонкости ни к чему, они вам вряд ли понятны.