Нам нужно было отметить ход мыслей Фурье и показать, какими непрочными нитями его космология связана с теорией земледельческой ассоциации. Философия Фурье, который стоит на твердой почве экономической действительности, скрывает свою голову в облаках. Мистическая теодицея заканчивает или продолжает ее. Бог «хочет экономии и механики». Так как он управляет материальным миром посредством притяжения, «то в Его системе вместо единства была бы двойственность», если бы для социального мира Он пользовался другой пружиной[1347]. Это известный картезианский аргумент относительно простоты путей Божиих. По той же самой причине страсть может быть только хорошей и полезной, потому что «Бог допустил бы абсурд, если бы снабдил нашу душу бесполезными или вредными пружинами»[1348]. Таким образом, первой наукой, господствующей над всеми прочими, должна быть «наука о Боге», которая дает нам познание Его намерений[1349].

Оптимизм Фурье не знает препятствий. На вопрос, почему это откровение намерений Божиих по отношению к социальному строю так запоздало, он отвечает: социальный строй мог явиться только благодаря цивилизации, которая, в свою очередь, является продолжением других фазисов социальной жизни. «Нужно было, по крайней мере, двадцать веков для того, чтобы промышленность, науки и искусства достигли той степени совершенства, которая необходима для осуществления планомерного строя»[1350]. Но если бы люди «предвидели» раньше будущую социальную гармонию, они почувствовали бы глубокое отвращение к своему настоящему существованию, и вместо того, чтобы работать для «двадцатого века», они отказались бы «быть слугами людей, которые родятся через две тысячи лет». Они задушили бы цивилизацию в самом ее зародыше. Поэтому Бог не дал им знать будущее; и если Он позволяет теперь Фурье открыть его, то потому, что нужно «не более двух лет»[1351] для введения социетарного строя в любом уголке мира. Равным образом только благодаря системе Фурье человек может убедиться в бессмертии души. Такова была воля Божия. Нежелательно было, чтобы вера в бессмертие, весьма слабая до сих пор, была крепче[1352]. Наиболее несчастные между цивилизованными людьми прибегли бы к помощи самоубийства, если бы они были уверены, что их ожидает другая жизнь, «которая для них не могла быть хуже здешней». А тогда промышленность погибла бы «вследствие смерти тех, кто несет ее бремя». И «земной шар всегда оставался бы в диком состоянии вследствие одного только убеждения в бессмертии»[1353]. Так как Богу было необходимо поддерживать несовершенные общества, как переходные к более совершенным, Он должен был оставить нас в сомнении относительно будущей жизни. Рассуждение, напоминающее, как видим, аргументацию янсенистов Deus absconditus.

Впрочем, это только очень общий и весьма неполный очерк метафизики Фурье, очерк, оставляющий в стороне все наиболее странное в ней. Фурье не только метафизик: его справедливо назвали «теософом»[1354]. Однако, оставляя в стороне эту часть его системы и обращаясь для нашей цели к взглядам Фурье на социальную организацию, мы не только отделяем то, что допускает отделение, но следуем в данном случае примеру его учеников и комментаторов, которые всегда оставляли в тени умозрения своего учителя относительно чисел, жизни миров и участи душ.

Фаланстер, или социальная организация, пригодная для устройства фаланги, представляет такой мир, где царствует счастье, справедливость и свобода. О счастье и справедливости говорилось и в тех социалистических утопиях, о которых шла речь выше; но у Фурье прибавлена еще свобода, абсолютная, безграничная, сопротяженная, если можно так выразиться, человеческой деятельности, «свобода без правил и наставлений», которые ограничивают ее в обычных концепциях.

Укажем сначала место, занимаемое счастьем. Фурье легко доказывает, что ассоциация, т. е. производство сообща, увеличит производительность труда в огромных размерах; отсюда общее возрастание материального благосостояния – обстоятельство для Фурье первостепенной важности. Но единое и непрерывное усилие двенадцати коренных страстей обеспечит и душевное счастье. Не будет ни «тяжелых лишений», ни «воображаемых наград», которые налагают или обещают религии и философские учения, выступающие против страсти. Человеческая природа получит постоянное и в некотором роде бесконечное удовлетворение всех своих влечений и инстинктов[1355].

Затем идет справедливость. Здесь, несомненно, одна из самых оригинальных сторон системы Фурье. Он энергично восстает против сторонников равенства состояний, противников собственности и права наследования[1356]. Он не прощает ни сен-симонистам, ни Оуэну их взглядов на общность имущества. Соединяя проповедь ее вместе с атеизмом, Оуэн крайне повредил идее ассоциации[1357]. Равенство – «политический яд для ассоциации»[1358]. «Социетарный строй» так же несовместим «с равенством состояний, как и с однообразием характеров». Он требует возможно большего разнообразия и «столько же разногласия, сколько согласия». Более того, «с разногласия именно и следует начинать»[1359]. Таким образом, фаланга будет заключать в себе богатых и бедных, невежественных и образованных, старых и молодых[1360]. «Чем более будет разнообразия в страстях и способностях отдельных членов, тем легче будет гармонизировать их в короткое время»[1361].

При таком неравенстве способностей и состояний распределение будет основано на труде, капитале и таланте. Отсюда – «ужасная задача»: установить полную справедливость, полную гармонию в распределении прибылей[1362]. Неразрешимая при всякой другой системе, эта задача вполне решается благодаря социетарному строю. И разрешается «триумфом жадности, которую так позорят моралисты»[1363]. Для этого достаточно, чтобы жадность «из простой стала сложной»[1364]. Рассмотрим поочередно положение богатого и положение бедного.