– Знакомы? – грубовато спросил Клейн, останавливаясь.

– Мельком.

– Помогать поздно. – Пулеметчик и сам прекрасно разбирался в ранениях. – Если хотите ему помочь, порвите его прошение, если, конечно, он был настолько глуп, чтобы накалякать его.

– Рядовой Абель!

– Мертвый офицер…

Земля под ним покрылась черной коркой. Окажись здесь лучший лебенсмейстер даже из тех, что бывают при дивизионных штабах, даже его помощь уже не помогла бы пехотинцу. Метка Госпожи, которую нельзя стереть, уже светилась на его лице. А Дирк очень хорошо умел узнавать ее – на любых лицах.

– Больно?

– Никак нет… Так… Дышать трудно… Точно наковальню на грудь положили.

– Это пройдет.

– Все… все проходит.

– Давно на вас напали?

– Четверть… Час назад. Француз крепкий пошел, не то что… раньше. Ты его штыком, а он… словно и не замечает. Хорош француз… Меня как курицу разделал. Чик-чик…

– Не болтай, рядовой Абель. Я вышлю к тебе санитаров, как только кого-нибудь встретим.

– Французы эти… Уж никак они покойники были, а?

– Может быть. Может, и покойники.

– Понятно. – Абель вдруг улыбнулся, словно и в самом деле что-то понял. Что-то важное, что враз сняло боль. – Вот и я думаю… Мир, стало быть, точно рехнулся.

– Наверное.

– Живые дерутся с живыми… покойники с поко… Ох. Что же это будет… Получается, войны вовсе кончаться не будут… Живой – под ружье… Мертвый – становись в строй…

Клейн молча коснулся пальцем левого запястья, словно указывая на часы, которых не носил. Дирк понял его и без слов. Времени мало. Не время болтать с умирающими. Его взвод, зажатый во французские клещи, ждет.

– Не бойся, рядовой Абель, ты уже комиссован домой.

– Ну да?

– Слово мертвого офицера. Война для тебя закончилась.

– Ох… славно. – Тусклые глаза быстро заморгали. – Это хорошо… Давно пора мне. Весна на дворе. Жена одна не справится. Баба… Домой бы мне. Весна…

– Отправишься домой. Я похлопочу. Первым же поездом. А теперь лежи, набирайся сил. Они тебе пригодятся. У тебя еще дома много работы будет.

– Истинная правда, мертвый офицер, истинная…

Абель уронил голову на разорванную грудь и умолк.

– Вперед, «Висельники», – сказал Дирк, отворачиваясь от него. – У лягушатников хорошая фора. Двигаемся.

В этот раз им повезло. Дирк принял это везенье легко, как должное, словно судьба расплачивалась с ними за зрелище умирающего Абеля. Клейн заметил шевельнувшуюся в дальнем конце траншеи фигуру. Слишком массивную, чтобы походить на обычного пехотинца. Цвет доспеха был уже неразличим под слоем грязи.

– Эй! – крикнул Клейн, предусмотрительно укрывшись за перегородкой и держа пулемет перед собой. – Кто такой?

– Тот, кто тебе чуть голову не снес, – донесся ответ. – Идете, как стадо коров к водопою…

– Мертвый Майор!

– Да уж не оберст… Давайте живее, бродяги. И не зацепите проволоку. Гранаты там прикручены.

Мертвый Майор ничуть не изменился с момента их последней встречи. Только усыпанная оспинами вмятин броня выдавала его участие в бою. Как и прежде, Мертвый Майор выглядел безучастным, предельно спокойным даже на фоне прочих мертвецов. Его спокойствия, кажется, вообще ничто не могло поколебать.

– О, унтер с вами!

– Да уж не мейстер, – в тон ему ответил Дирк. – Доложитесь.

В обычной ситуации подобное обращение к Мертвому Майору не сулило ничего хорошего. Тот не считал себя обязанным рапортовать кому бы то ни было, оттого и оказался в свое время во втором взводе. Но сейчас даже он был слишком обеспокоен, чтобы пререкаться.

– Третье отделение Тоттлебена здесь. Закрепились кое-как, отбили старую казарму и несколько траншей.

– Сколько мертвецов в строю?

– Не до счета. Душ восемь-девять, наверное.

– Из всего взвода? – Слова заскрежетали на зубах, как срикошетившие от бронещита осколки. – Из всего взвода, майор?

– Кто его разберет… Может, кто-то еще держится, отбитый от нас. Сейчас и не разберешь, связи нет. Четвертое отделение Карла-Йохана прижали в полукилометре отсюда. Мы пытались к ним пробиться, но лишь потеряли двоих. Четвертое тоже пыталось пробиться навстречу. Только Варга с Рошером и дошли, и то потрепало их так, что живого места нет.

Дирк рывком достал планшет, вырвал из него карту. Извечный траншейный сквозняк заставил ветхую бумагу затрепетать, как флаг. Дирк приколол ее кинжалом к опорной раме, развернул, обнажив тусклые серые линии.

– Здесь. – Мертвый Майор легко читал карту. – Вот наша траншея. А четвертое отделение сидит теперь здесь, у старого минометного склада. А между нами – эти просеки. Этой уже нет, срыта гаубицами. Подземные ходы обрушены. Вот здесь французы. Между нами, потом тут, тут и, кажется, тут. Кружат вокруг, как волки. Передние зубы мы им обломали, теперь у них прыти поменьше… Последний раз слышали кого-то из четвертого час назад. Грохочет там до сих пор, как в адовой кузне. Так и сидим порознь. Клейн, а где твое отделение?

– Вот мое отделение. – Клейн ударил себя в грудь искалеченной рукой. – Довольно?

Мертвый Майор помрачнел еще больше:

– Без штальзаргов и без пулеметов. Значит, еще час-два, и французы нас отсюда портянкой вышибут.

– Отведите меня к Тоттлебену, – приказал Дирк.

– Отвести могу, только едва ли от этого будет толк.

– Что ты имеешь в виду?

– Ефрейтора Тоттлебена осколком едва пополам не перерубило. Ходить не может.

– Кто тогда командует третьим отделением?

– Ефрейтор Крамер.

– Крамер?

– Он за главного. Ничего парень. Молодой, но голову имеет. Если бы не он, не осталось бы от третьего отделения и щепотки. Но и так дело поганое, как в восемнадцатом году, считай. Всей траншеи метров двести, а уже три фронта. Я здесь новых гостей поджидал, а тут вы…

– Где все штальзарги с Кейзерлингом?

– Вычеркивай их, унтер. Кого гранатами забросали, кого разорвали в рукопашной. Уцелели только те, у кого быстрые ноги. А жаль. Сейчас бы пригодилась пара штальзаргов…

– Где сам Кейзерлинг?

– В земле. Своих не бросил, прикрывал отход до последнего. Прости меня, Господь Бог, что считал его тугодумом. – Мертвый Майор коротко перекрестился. Жест получился неловкий, должно быть, при жизни он редко его использовал. – Когда нас чуть не раздавили танки, он бросился на них как бульдог. Один штальзарг – на танки… Врезался в «Рено» так, что над всем полем звон пошел. Ох и удар был… Не думал, что в нем силы столько. Проломил танку лобовую броню, сорвал башню, выпотрошил голыми руками… Но и сам не выдержал. «Рено» ему ноги размозжил, потом французы гранатами закидали.