Было слишком темно, и Фифи не видела ее лица. Француженка казалась просто черным силуэтом. На темном фоне едва заметно выделялись ее зубы и воротничок белой блузки.

— Ты не могла убить Анжелу! — задохнулась от возмущения Фифи. — Не говори глупостей.

— Я действительно это сделала, — настаивала Иветта.

— Но зачем?

— Это было… как у вас говорят? Меньшее зло?

— Я не понимаю. Я не верю тебе. Ты не сможешь убить человека, а тем более ребенка, — возмущенно сказала Фифи. — И что ты имеешь в виду под «меньшим злом»?

Француженка тяжело вздохнула, словно собираясь с мыслями.

— Иногда приходится выбирать между двумя неприятными вещами. Например, ты можешь попытаться вылечить очень больную собаку и, возможно, только продлишь ее мучения, а можешь ее усыпить. Моей маме пришлось выбирать между разлукой со мной и возможностью оставить меня дома, но тогда нас обеих могли отправить в лагерь. В те времена мы старались выбирать меньшее из двух зол.

У Фифи перед глазами встал образ Анжелы, которая лежала голой на кровати, с кровью на раздвинутых ногах. Затем она отчетливо представила себе маленькую Иветту, которую насилуют в борделе во Франции.

— Ты думала, что они заставят Анжелу заниматься тем, чем пришлось заниматься тебе?

Фифи ощутила легкое движение, словно Иветта кивнула.

— Хорошо, но тогда объясни мне, что произошло тем утром, с самого начала.

— Все началось еще предыдущим вечером, — запинаясь, произнесла Иветта. — Я слышала, как приехали те мужчины. Было жарко, я открыла окна. Мне было слышно каждое слово, будто я находилась с ними в комнате.

— Давай ляжем, — мягко сказала Фифи. — Слишком холодно, чтобы так сидеть.

Она легла, и Иветта подползла к ней и укрыла себя и подругу одеялом. Фифи терпеливо ждала, боясь торопить Иветту, так как та с трудом переводила дыхание. Может, из-за ужаса перед тем, в чем она только что призналась, а может, просто из-за слабости — Фифи не знала точно. Она подумала, что должна умирать от страха, но страха почему-то не было.

— Ты помнишь, как жарко было той ночью? — спросила Иветта.

— Да, — ответила Фифи.

— Когда их сборища происходили жаркими ночами, это было хуже всего, потому что они использовали сад вместо писсуара. Вся вонь поднималась в мою спальню и кухню. Когда я слышала, как они пили и смеялись, а Молли хохотала словно безумная, я думала именно об этом.

Во время этих игр Иветту больше всего раздражал хохот Молли. Мужчины смеялись так же, как и в любом переполненном баре, но смех Молли был пронзительным и истерическим.

Сначала они шумели на втором этаже. Музыка, взрывы хохота, радостные возгласы, когда мужчины здоровались друг с другом, звон стаканов и бутылок в кухне. Время от времени среди криков взрослых пробивались голоса детей.

Раньше, еще днем, Иветта слышала, как Алан и Мэри взволнованно говорили о поездке к южному побережью, которая должна была состояться на следующий день, часов в десять. Затем Молли, осыпая детей проклятиями, прогнала их наверх спать, предупредив, что завтра они останутся дома, если только снова попробуют спуститься в гостиную. Иветта решила, что Дора с Майком тоже пошли спать, потому что их голосов больше не было слышно.

В пол-одиннадцатого гости переместились в другую комнату, которая находилась совсем рядом со спальней Иветты, и шум затих, словно они сели играть в карты, только время от времени кто-то из мужчин выходил в сад помочиться.

Иветта не имела ничего против шороха бросаемых на стол карт, скрипа стульев и отборных выражений, так как это значило, что больше этой ночью ничего ужасного не случится.

Иветта больше не слышала голоса Молли, но в этом не было ничего необычного — она, должно быть, пьяная в стельку валялась в гостиной или пошла в свою спальню с одним из мужчин. Но ее отсутствие свидетельствовало о том, что сегодня вечеринка ограничится только картами.

Иветта продолжала шить, сидя у окна за задернутыми шторами. Она устала, но знала, что идти спать сейчас бессмысленно. Игра обычно затягивалась до полуночи и дольше, а затем все снова начинали шуметь, потому что пьянели еще больше и теряли интерес к игре.

Спустя некоторое время Иветта услышала громкие голоса и догадалась, что по соседству происходит что-то необычное. Драки здесь происходили часто. Разбивались бутылки и стаканы, падала и ломалась мебель, и хотя Иветта терпеть не могла шум и насилие, но, по крайней мере, это значило, что вечеринка подходит к концу. Но сегодня там происходило что-то другое. Мужчины ритмично стучали по столу, в их громких голосах слышалось возбуждение.

У Иветты не было привычки интересоваться тем, что происходит по соседству, потому что за годы, прожитые на Дейл-стрит, она поняла, что ничем хорошим это не закончится. Гости Альфи бросали в нее банками из-под пива, пытались забрызгать мочой, и, просто заметив ее в кухне, возле раковины, мужчины начинали кричать, что она за ними шпионит.

Но любопытство победило, и Иветта тихо проскользнула в сад, пригибая голову, чтобы ее не было видно из-за забора, разделявшего их дома. Она подошла к самому концу сада и, спрятавшись в тени деревьев, встала на старый ящик, чтобы посмотреть, что же там происходит.

Комната, в которой собрались гости, была перед ней как на ладони. Внутри горел свет, и Иветта четко разглядела всех, кроме двух человек, которые сидели у самого окна, спиной к ней. Всего, включая Альфи, там было шесть человек. Стол был заставлен стаканами, бутылками и грязными пепельницами и завален картами. Посредине лежала большая куча денег.

Молли стояла возле двери в соблазнительной позе, одетая в прозрачный красный пеньюар, под которым, кроме белья и чулок, ничего не было. Она держала за руку Анжелу.

Иветте хватило одного взгляда на похотливые лица мужчин, кокетливое выражение лица Молли и изумленные глаза Анжелы, чтобы понять, что именно Молли предлагала своим гостям.

Себя или девочку, в обмен на деньги на столе.

Если бы Иветта сама не пережила такое еще ребенком, она бы просто подумала, что Анжела оказалась здесь случайно, спустившись напиться в самый неподходящий момент. Но глаза мужчин похотливо блестели, а тело Молли, которое можно было купить за бутылку виски, не могло создать такую напряженную атмосферу.

— Здесь больше двух сотен, — выкрикнул один из мужчин. — Она столько не стоит.

Иветта задрожала. Она сложила руки и взмолилась, чтобы мужчины осудили мать, продающую своего ребенка, и побыстрее уехали.

— Малышки такого возраста дорого стоят, — возразила Молли. Нагнувшись, она схватила подол ночной рубашки Анжелы и медленно стянула ее через голову, оставив девочку совершенно голой.

— Нет, мама! — закричала Анжела, пытаясь закрыться тоненькими ручками.

Только абсолютно извращенный зверь мог бы увидеть в худенькой девочке с грязным лицом и спутанными волосами объект сексуального влечения. Ребра Анжелы рельефно выпирали, руки были тонкими, как две макаронины. Но, похоже, мужчинам девочка пришлась по вкусу, потому что в комнате раздался одобрительный ропот. Содрогаясь от ужаса и отвращения, Иветта спустилась с ящика и поспешила к себе.