и тебе некуда будет бежать от Него. Так что не разрушай того, что Бог хочет, чтобы созидалось, и не силься уничтожать то, что Он желает устраивать, и не проливай кровь городов и не ходи по трупам народов. Тебе ведь лучше более прожить, чем убивать других, и, умирая, не считать счастливыми других, и в захвате чужого скорее видеть убыток, чем считать это прибылью.

(28) Что́ ты, родившись одной душой, хочешь извести столько народов? Что ты, безрассудно радуясь, наполняешь ойкумену множеством зол? Что ты на чужие несчастья смотришь как на свой прок? Что ты смеешься над плачущими? Помни обо мне, живущем в пустыни, нагом и неимущем, и спаси себя, и, прекратив войны, возлюби мирный покой Провидения дружественный, и не ищи иметь мужество во зле, но — проводить беззаботную жизнь вместе с нами. Сбрось с себя эти шерсти овец и не прибегай к мертвечинному прикрытию. Тогда ты оценишь себя, подражая нам и став таким, каким был создан. Душа ведь испытывается на добродетель — в пу́стыни.

(29) Ну так вот выбери, царь Александр, вести нашу нематериальную жизнь. Не знаю, счастливый ли ты так, чтобы смочь, побужденный нашими речами, обрести себя. Сейчас македоняне ждут тебя, чтобы разрушать города, убивать людей и грабить их имущество, и сегодня жаждущие проливать потоки чужой крови огорчаются, видя народ в живых. Они ведь воины своего стяжательства, повод, имея, несправедливый.

(30) Когда же ты обретешь беззаботную жизнь, предначертанную тебе Богом, чтобы тебе и начать жить для самого себя, и не убивать других? Ну а сейчас, услышав эти речи, как ты намерен впредь заботиться о себе? Или ты ищешь как раз грабить, приводить в смятение народы, убивать людей? И то-то ты уже совершил, а то-то намерен делать. Но если ты не воспримешь этих моих речей, удалиться отсюда, то я, находясь в эфире, увижу тебя несущим наказание за все это и в сокрушении горькими стенаниями дающим отчет во всем содеянном тобой. И тогда ты вспомнишь об услуживаемых мной тебе божественных речах, когда тебя не будут уже сопровождать кони, приученные к войнам, и толпы телохранителей. Тогда ты будешь сокрушаться со стенаниями, оглядывая свою жизнь, которую втуне загубил на беспорядочные смятения и войны с потоками невинной крови, когда ты не сможешь увидеть вокруг себя ничего иного, кроме памяти о всем том зле, в котором ты погряз. Я ведь знаю о справедливо воздаваемых Богом отмщениях несправедливым людям. Тогда ты скажешь мне там: «Добрым ты некогда был мне советчиком, Дандамий». Ведь там выступят против тебя души, против которых ты без всякого основания вел войны. Как тебе оправдаться тогда? Тебе нисколько не поможет то, что ты был назван Великим и казался им, ты, который сейчас хочешь победить мир, но будешь побежденным тогда».

(31)Александр слушал его с большим удовольствием и не рассердился. Был ведь и в нем божественный дух, но неким злым демоном он был обращен на убийства и смятения. И крайне пораженный необычными речами Дандамия, Александр ответил, говоря:

(32) «Истинный учитель брагманов, Дандамий, и мудростью Провидения преобразующий людей, оказывающихся с тобой, которого я, узнав о тебе от Калана и возжаждав встретиться с тобой, нашел возвышающимся над всеми людьми благодаря духу в тебе. Я знаю, что ты правдиво говоришь все. Ведь породил тебя Бог, и он сам ниспослал тебя в эти места, в которых тебе можно быть счастливым, пребывая невозмутимым, богатым всей природой, не испытывающим недостатка ни в чем, вкушающим полный покой.

(33) А мне что делать, живущему в постоянных страхах и захлестнутому сплошными смятениями? Имея много охраняющих меня, я страшусь их больше, чем неприятелей. Друзья — хуже противников, они каждый день злоумышляют против меня больше, чем враги мои, и я и без них не могу жить, и, с другой стороны, не полагаюсь на них, находясь с ними: кого страшусь, теми охраняюсь, днем приводя в смятение народы, а с наступлением ночи приходя в смятение от своих мыслей о том, как бы кто-нибудь, став надо мной, не прикончил меня мечом. Увы, и покарав не повинующихся мне, я огорчаюсь, и, с другой стороны, не покарав, я вызываю презрение к себе.

(34) И как это возможно, чтобы я отказался от этих дел? Ведь даже если бы я захотел жить в пустыни, мои телохранители не позволят. Нельзя мне точно так же, если бы я и смог, уклониться от этих дел, так как я получил их в удел по решению. Как же я оправдаюсь перед Богом, который одобрил этот жребий при моем рождении?

(35) А ты, старче, сокровище Бога, за то, что ты принес мне пользу и доставил мне радость речами своей мудрости и укротил мою воинственность, прими мои дары, которые я принес тебе, и уважь меня. Я ведь, уважая мудрость, оказываюсь благодетельствуемым».

(36) И сказав это Дандамию, Александр кивнул своим слугам. Те стали подносить ему золото и серебро монетой, всяческую одежду, хлебы и елей. Дандамий же, увидя, засмеялся и сказал Александру:

(37) «Да ты убеди этих птиц, щебечущих в лесу, взять золото и серебро — и лучше петь. Так вот, если ты их не можешь убедить, то и меня не убедишь стать хуже их. Ведь то, что я и не ем, и не пью, я и не беру как нечто бесполезное, и я не храню вредную для души вещь, ну вот я и не стану связывать оковами свою свободную от всякой заботы жизнь и не стану попусту замутнять свою чистую мысль. Ни в коем случае! Да мне и не нужно покупать ничего, так как я живу в пустыни. Ведь Бог все мне дает даром: плоды — для пищи, воду — для питья, леса — для жилья, воздух — для возрастания всего. Бог ничего не продает за золото, а все дарует, давая благой разум желающим принимать его.

(38) Плащом на мне то, в чем мать меня родила. Я питомец воздуха, и я с удовольствием вижу себя таким. Что ты принуждаешь меня облекаться в узы на все тело целиком? Мне приятнее отсутствие, заботы о каком бы то ни было имуществе и слаще меда питье из реки, утоляющее естественную жажду. Если же и эти хлебы — для пищи, зачем ты обжег их огнем? Я не ем объедков огня и не отнимаю чужую пищу: пусть огонь, вкусивший их, истребит их полностью. А чтобы мне не неуважить тебя,