На «Тирпиц» вышли довольно быстро. Зарево от горящих кораблей и вспышки орудийных выстрелов были видны издалека. Выстроившись в воздухе в колонну, словно в очередь, штурмовики приготовились для нанесения точного удара. Пилоты знали: мощнее зениток нет ни у одного корабля, а потому времени для точного бомбометания было в обрез. Антон, командовавший звеном, выдержал паузу, а затем выдохнул в микрофон:

– «Восемнадцатый», начали!

Первый штурмовик с выключенными моторами стал камнем падать на линкор. Следом пошел второй. Третий. Не смолкавшая ни на минуту артиллерия «Тирпица», топившая транспорты, продолжала методичную пальбу на поражение. Самолеты встретила кормовая зенитная батарея, выстроившая в небе сплошную стену огня. Как только русские штурмовики начали атаку, капитан фон Бригель ворвался в кают-компанию «Тирпица», где фон Карацупа и Дениц играли в карты, отдыхая от созерцания панорамы сражения. Задыхаясь, фон Бригель доложил:

– Мой адмирал, нас атакуют русские штурмовики. Что прикажете делать?

Дениц, уже дважды оставшийся «в дураках», был раздосадован тем, что его прервали, а потому молниеносно выхватил парабеллум и уложил фон Бригеля на месте. Когда тот, держась за живот, сполз по косяку и распластался на полу кают-компании, Дениц удовлетворенно улыбнулся и побил «валетом» «десятку» фон Карацупы.

Первый русский штурмовик разнесло на мелкие брызги. Второй также превратился в кучу горящих обломков и просыпался огненным дождем в море, так и не успев сбросить бомбы на цель. Когда перестал существовать третий штурмовик, Антон почувствовал, как давно забытое чувство зашевелилось у него в груди, чуть правее сердца. Словно невидимая игла уколола сознание, и Антон вдруг ощутил себя большой белой птицей, летящей над полосой безвременья. Где-то вдали рушились в океан с небосвода звезды, падали с шипением ржаво-красные метеориты, рождались дети, умирали мухи. В который раз сходил с ума мир. Очень высоко над горизонтом были видны прятавшиеся в облаках заснеженные горные пики, на которых отдыхало уставшее за день солнце. А прямо перед ним, непонятно откуда, мерцало пронзительное сияние. «Странно, – подумал Антон, разглядывая непонятный источник света, – это не может быть солнце. Ведь вокруг густой туман.» И вдруг вывалился из этого видения, переродившись в остроклювый «МИГ-29».

Рассел Кремп чуть не свалил свой стратегический бомбардировщик в штопор, когда увидел соткавшийся из вспышки ярчайшего света серебристый самолет. «МИГ-29» летел окруженный сиянием. Джони Питфайер прилип к стеклу, до боли в суставах сжав штурвал. Да, черт побери, это был он, тот самый русский «МИГ», забросивший их в это проклятое время. Словно зачарованные американские летчики наблюдали за происходящим, не в силах оторваться. Первым в себя пришел Рассел, и процедил сквозь зубы:

– Спокойно, парни. Сначала «Тирпиц».

Одна за другой из-под крыльев «Б-52» стали вырываться самонаводящиеся ракеты. Рассел успел заметить, что русский «МИГ» открыл огонь чуть раньше, и его светящиеся снаряды добрались до цели быстрее. Мгновенно, с носа до кормы, гигантский суперлинкор нацистов заполыхал огнями, как рождественская елка. Рушились мачты связи, в разные стороны разлетались орудийные башни, налету превращаясь в расплавленный металл. Взрывались артиллерийские погреба, то тут, то там прорываясь наружу фонтанами огня. Воздух вокруг линкора стонал. Огромный корпус корабля на глазах принимал бесформенные очертания и все более походил на кучу горящего пластилина. Словно поверженный динозавр, «Тирпиц» медленно погружался в пучину. Спустя короткое время на поверхности воды остались только грязные маслянистые пятна и пузыри воздуха. Супероружия нацистов больше не существовало.

Когда дым рассеялся, к своему удивлению Рассел Кремп увидел, что «МИГ-29» бьется в воздухе с двумя чернотелыми «Мессершмидтами», взявшимися непонятно откуда. «МИГ» уворачивался изо всех сил, но у него это плохо получалось. Ракеты улетали мимо, пули бесцельно рассыпались веером по небу. Рассел не верил своим глазам – грозное оружие восьмидесятых проигрывало в силе и маневренности этим недоделанным этажеркам нацистов. Еще секунда, и «Мессеры» исчезли также внезапно, как и появились, а «МИГ-29» поблек, словно потерял свое сияние. Между тем, он взял курс на восток, призывно махнув крыльями американцам, всем своим видом показывая, что не намерен вступать с ними в бой. Громоотвод, до сих пор державший русский «МИГ» на прицеле, спросил у Рассела:

– Что будем делать, командир?

Рассел не знал, что сказать, но ответ пришел сам собой.

– Ничего. Мы летим следом. Быть может, он знает, что делать.

Флагманский броненосец «Асама» военно-морского флота Японии на полном ходу резал корпусом кучевые облака. Ровно в полдень сидевшему на мостике в походном кресле адмиралу Того подали холодный чай. Адмирал осторожно взял изящную фарфоровую чашечку и молча стал потягивать чай, наблюдая за небесами. Кругом царил полный покой. Чуть позади броненосца, на такой же скорости летел русский крейсер «Изумруд», на корме которого боцман Батарейкин чистил на обед картошку и посмеивался в усы, глядя на японского адмирала Тогу. Спустя пару часов к ним в кильватер стали пристраиваться всплывавшие из-под облаков новые корабли. Батарейкин быстро опознал в них своих соотечественников и стал зазывать матросов с появлявшихся кораблей на обед. Через полчаса невдалеке начали проявляться «еропланы», как их называл боцман. Только странные то были «еропланы». Не нашенские, с крестами на крыльях. Впрочем, чуть погодя пришли и нашенские, со «звездами». И уж совсем под вечер на горизонте появились два самых диковинных «ероплана» – серебристый и темно-серый. Пролетев немного параллельным с кораблями курсом, самолеты повернули на восток и стали удаляться в сторону сияния. Каждый свои курсом. Батарейкин призывно помахал им рукой и даже покричал, но услышан не был. Допивший свой холодный чай, адмирал Того поставил чашечку на белое блюдце и тихо сказал:

– Не кричи. Им с нами не по пути.

Ощущение было такое, словно мощным насосом затягивает в какую-то бесконечную трубу. Миллионы цветовых сочетаний в секунду мелькали перед… глазами… внутренним взором? А может вообще не мелькали, а стояли на месте неподвижно, а он проносился мимо со скоростью еще не созданного космического корабля. Антон не знал, видит он это буйство красок или чувствует, оставаясь в бессознательном состоянии. У него уже не осталось вообще никаких точек опоры, за что могло бы зацепиться это самое сознание, ни под ногами, ни в мозгу, ни физических, ни ирреальных. Наверное именно такие ощущения испытал бы человек всю свою долгую жизнь проживший на земле под тяжестью всемирного тяготения, которое вдруг раз и отключили, щелкнув тумблером, и, оторвавшись от земли, он полетел в небо вниз головой. Именно в таком полете и чувствовал себя Антон. Временами ему казалось, что прямо ему на голову падают планеты. Обжигая огненными хвостами, с длиннющим искристым шлейфом, проносятся мимо сумасшедшие кометы навевая дыхание смерти. Вот он миновал массивный Уран и громоздкий Плутон, вот позади остался Сатурн с его кружащимся поясом астероидов. По направлению к Земле пронесся последний сигнал американской космической станции «Пионер», которая взорвалась при столкновении с одним из шальных астероидов. И вдруг последнее зыбкое равновесие, царившее в этом космическом пространстве, нарушилось. Планеты стали падать друг на друга, взрываясь и разбрасывая вокруг огненный дождь. Звезды гаснуть и вспыхивать за мгновение. Потерялся последний смысл пространственного бытия. Антон увидел (услышал, почуял) несущуюся на него огненно-красную раскаленную планету из Альфы Центавра и попытался спрятаться, превратиться в вакуум. Раскаленная планета уже почти поглотила его существо, как вдруг совсем рядом неожиданно разверзлась черная дыра. В диком ужасе Антон провалился в бездонную пустоту…