– Или наоборот, – хмыкнул я. – Ты сам-то видал его?

– Бога, что ль?

– Ну не человека ж!

Играть с этим здоровенным обалдуем было даже забавно – точно с щенком-переростком.

– Так ты считаешь, звери выше?

– А это другая крайность. Тебе известно слово «паритет»?

– Слыхал, – проворчал Киря. – Вот знает ли о нем боженька? Ты ж и его, старого, хочешь небось уравнять со всякой тварью земной?

Скорее тогда подземельной. Уже уравняли – без меня.

– Не переживай за богов, – сказал вслух. – Если они есть, вряд ли обидчивы настолько, насколько изображают люди, меряя по себе.

Не без трепета я направил лодчонку в дыру, до отвращения похожую на громадную пасть. Вокруг быстро сгущалась мгла, однако мне это не мешало. Некоторое время под самым днищем тянулся камень, отполированный до глянца, затем пропал, и мы очутились над бездной. Я впрямь не обнаружил дна у этого провала и мог лишь гадать, куда он уводит. Зато знал, что чудище, плюющееся молниями по досаждающей мелкоте, является как раз оттуда.

Подниматься к поверхности я не стал – как и всегда, время поджимало. Сейчас меня больше интересовало углубление в дальней стене, будто специально приготовленное для «Малютки». Развернув лодку, я аккуратненько вписался в дыру кормой и плавно затормозил, чтобы не врезаться в камень. Затем распахнул нижний люк, покосясь на невозмутимого Кирю, тоже давно включившего тепловидение. Но вода не поднялась и на сантиметр – настолько точно уравняли давления. А когда я опустил судно на камень и напором воздуха выдавил из лаза остатки влаги, под люком стало и вовсе сухо.

– Приплыли, – сказал, выключая моторы. – Ну, моли Бога, чтобы Дворецкий не ошибся.

– Чего? – удивился Киря. – При чем тут слуги?

Не ответив, я спрыгнул на камень, где скоренько подготовил всё ко взрыву, после чего накрыл заряд стальной плитой и убрался, задраив люк на обе крышки. Спустя секунды под днищем «Малютки» коротко полыхнуло, и вся она содрогнулась, стоном отозвавшись на удар плиты. Но тут же утихла, закупорив образовавшийся пролом. А я уж снова отодвигал крышки, чтобы спуститься в аккуратно проделанную дыру, благо в потолке кабины, прямо над люком, была устроена лебедка. Следом за мной по тросу соскользнул Киря.

И очутились мы в пещерке, откуда началось мое первое восхождение к поверхности. Ныне тут не пылал костер и не громоздился скошенный крест, украшенный вопящей красоткой, и не поджидали крыски, скаля акульи пасти. Но взамен с потолка свисали, вразнобой покачиваясь, прозрачные пузыри, и в каждом скрючилась человечья фигура, погруженная то ли в сон, то ли в смерть. Некоторые из отправленных в резерв персонажей оказались знакомы мне. К примеру, Эдвин – дородный, голый, с багровой полосой на шее, едва втиснутый в стандартный пузырь. Кажется, старина глашатай если и помер, то не вовсе, – в том смысле, что еще воспрянет к новым свершениям. И случится это, наверно, когда Калида продвинется по здешней лестнице еще на ступень.

Торопясь, я обошел странное захоронение, узнав либо угадав почти всех. Будущие Всадники, надо полагать? Чтоб из этих разжиревших трусливых гусениц сотворить убийственных «богомолов», впрямь не обойтись без стадии куколок. Это ж какое пополнение грядет! Действительно, серийная работа с населением упорядочится, станет напоминать конвейер на бойне.

Из пещерки уводили две двери. Через одну я заскочил сюда в прошлый раз, вторую использовал для побега. Для нынешних дел первая, конечно, годилась больше. Снова зацепясь за трос, свисающий с потолка, я выдвинулся в шахту, по-прежнему пустую, темную, далеко разносящую звуки, и побежал по стене, этаж за этажом, пока не достиг самого дна.

Подождал, пока спустится Киря, на удивление ловкий для его габаритов, затем вступил в тоннель, до колен затянутый белесой дымкой, знаками велев напарнику следовать точно за мной, как по минному полю. Освещали тоннель странные лампы, скудно разбросанные по нижним углам. Однако меня больше заботили завесы из крупноячеистых сетей, сплошь затянувшие здешние стены, а кое-где и потолок. Хотя время для большой охоты еще не пришло.

Под пеленой могли таиться ловушки, и приходилось проверять дорожку телескопическим щупом, но пока обходилось без сюрпризов. Черт знает зачем напустили сюда туману, – может, для колорита? Уж этот Калида – ему бы в режиссеры! Наверно, и мой выход на эту сцену спланирован им.

Я не настолько слеп, чтобы безоглядно доверять Лане. То есть уверен, она питает ко мне теплые чувства, но слишком чудного Бога тут почитают и живут по диковинным правилам. По-моему, даже в лучшую нашу пору Лане нравилось меня терзать – она будто купалась в отраженной боли. И слишком волнует Лану такая смешная штука, как престиж, слишком нравится ей играть с власть имущими, словно бы результат этих игр впрямь что-то определяет. Видно, в детстве Лане настолько заморочили голову, что она по сию пору не знает себе правильную цену, вот и мечется от самоуничижения до возведения себя на пьедестал. Увы, моей любви не хватило, чтобы снять заклятие: или оно слишком крепко, или я любил не в полную силу.

Можно лишь гадать, куда качнулись весы на сей раз и в каком качестве я потребовался Лане теперь: как спаситель, как фигура для новой ее интриги или как искупительная жертва. Последняя роль мне особенно к лицу – даже лестно, что меня сочли самым дорогим, от чего следует отречься во имя Бога. Отринем человеческое, да? И начнем с тех, кого больше любим. Веселенькая перспектива!.. Занятнее второй вариант: заговор в сплоченной этой семье, по ночам и вовсе смыкающейся в организм. Правда, Лана тут слегка на отшибе… что обидно ей. Зато оставляет малость простора для маневра. Все-таки она знает меня лучше, чем Калида, и даже действуя по его указке, не обязана выдавать с потрохами. Приди туда, сделай то-то… но, если не полный идиот, найдешь обходные пути. Думай, голова, думай! Если не хочешь лишиться хозяина, любимого и любящего.

Хорошо, а чего добивается сама Лана? Ну, спасения – это понятно. Жить хочется даже мазохистам, если еще не напуганы жизнью насмерть. Вдобавок справедливости – конечно, в собственной ее трактовке. Как у многих обиженных дам, у Ланы накопился немалый счет к мужикам, так что ее не устроит даже паритет – требуется обратный перекос, возвращение матриархата. И на этот лозунг в обширном гареме Калиды может купиться не одна. А у матерей на своих деток тоже имеется влияние. Конечно, не как у Калиды… Но стоит смахнуть с игральной доски короля, и на престол тотчас возведут королеву – сбудется потаенная мечта Ланы.

А Киря пока что помалкивал и с предписанной ему тропки не отклонялся ни на шаг, выказывая редкую в его возрасте дисциплинированность. Только настороженно зыркал по сторонам, приглядываясь к паутине. Почти все местные прелести он уже наблюдал в записи, а ныне осваивал вживую – без лишних шараханий, надо признать. Чуждая атмосфера, чужая живность – здесь и скафандр вполне уместен, как на другой планете. Но Киря усматривал тут не фантастику, а лишь некие странности, над которыми ломать голову не ему. Здравый смысл в чистом виде. Я начинал склоняться к мысли, что с напарником мне повезло, хотя не ожидал наткнуться в этой куче мусора даже на полудрагоценный камень.