«Просто, стечение обстоятельств!» - сказала она себе. А сердце в груди продолжало отчаянно биться.

«Хочу увидеть его! – подумала Гражина. – Хочу увидеть и убедиться, что с ним все в порядке!» - только как это сделать, она не знала и не имела ни малейшего понятия. Оставалось надеяться только на судьбу, которая уже не раз сталкивала их лицом к лицу и, возможно, даст еще один шанс на встречу?

Арон меня ненавидит. Я это знаю точно, вижу по его взгляду, который он иногда бросает мне в спину. Держит на руках своего сына и смотрит на меня, а на телеге, покачиваясь и вздрагивая от каждого камешка и выбоины на дороге, подрагивает тело Стефы.

Она более не выглядит живой, какой казалась мне в первые минуты после смерти. Теперь черты заострились, а кожа стала белой с резким оттенком синевы, и она твердая, пугающе твердая и все равно я нашла в себе силы прикоснуться к ней, поцеловать руку.

Арон ненавидит меня и себя. Это я тоже вижу в его глазах. Зелье, призванное спасти жизнь моей маленькой сестре, в итоге отняло ее, а я не знаю, кого винить в этом.

Смерть сказала, что участь Стефы была предрешена, Вацлав же молчал, продолжая прижимать меня к своему телу так, словно боялся потерять.

После нашей встречи в лесу, точнее сказать, когда он нашел меня там, мы почти не сказали друг другу ни слова. «Все хорошо, я – рядом!» - и молчание, пронзительное и нежное.

Был лишь поцелуй князя – жесткий, властный и одновременно с этим, нежный в своей грубости и потаенном страхе. Он целовал меня долго и жадно. Сильные руки блуждали по телу и казалось, еще немного и мужчина прямо здесь, на холодной сырой земле, овладеет мной, чтобы доказать всему свету, что я принадлежу ему. Признаюсь, я была не против. Жар его тела и его страсть затопили меня, но Вацлав сумел остановиться. Он перевел дыхание, глядя прямо в мои глаза и бездна его темной синевы затопила мой рассудок, отзываясь сладкой тяжестью внизу живота. Затем мужчина, продолжая молчать, взял меня за руку и повел за собой.

Ни слова о смерти Стефы. Ни слова о том, где он побывал и куда утащила его Смерть. Ни слова о том, как снова оказался в лесу рядом со мной, хотя…какая теперь разница, если мы вместе?

«Ненадолго!» - напомнила себе и решение, которое я приняла, пока Смерть вышвыривала меня из Нави, напомнило о себе дикой головной болью, сдавившей лоб и виски.

Возвращались в деревню не спеша. Вставало солнце, омывая розовым теплым светом вершины деревьев, даря тепло и надежду всему живущему своей улыбкой, а я сидела перед Вацлавом и то и дело оглядывалась назад, туда, где на телеге ехал Арон, держа в руках, хвала богам, спящего сына. Он отказался ехать верхом, сказав Трайлетану, что хочет побыть с женой. Всадник смерти был единственным, кто говорил с ним. Мы с Вацлавом продолжали молчать.

Когда вдали показались первые дома, я ощутила растущий внутри меня ком, полный горечи и страха. Даже представить не могла, как сейчас посмотрю в глаза матери, как объясню, что не смогла уберечь ее любимую младшую дочь.

«Не смогла!» - пронеслось в голове, прошелестело сухой умирающей листвой и неожиданно стало страшно снова обернуться, и посмотреть на тело Стефы. Я пыталась успокоить себя, твердила, что благодаря нашему провальному плану выжил сын Стефы, ее продолжение на этой земле, но получалось как-то плохо и жалко. Мне показалось, что я просто пытаюсь снять с себя вину за то, что оказалась такой слабой и никчемной сестрой.

Мы проехали мимо домов, по единственной улице деревеньки. Я видела, как просыпаются первые жители, как гремит цепями кто-то из соседей, выгоняя коров на выпас, а затем дорогу нам перебежала тетка Серафина. Сперва она хотела поприветствовать меня, узнав, но едва увидела телегу и мрачное лицо Арона, сидевшего на ней, а затем и всадника смерти, как тут же побросав ведра, стремглав побежала на свой двор и закрылась в доме, хлопнув дверью.

Мы встретили еще несколько жителей, только они обходили нашу процессию стороной. Я же смотрела только вперед, туда, где сперва показалась крыша родного дома, а после вырос и он сам, с просторным двором, где всего несколько месяцев назад играли свадьбу Стефы.

Ворота были распахнуты настежь и первым, кого я увидела, был отец. Он стоял к нас спиной, запрягая лошадь, а когда услышал шум копыт и скрежет колес, повернулся.

- Валеска! – произнес, глядя на меня.

- Отец! – я хотела сказать больше, но не вышло. Язык онемел и не желал шевелиться, а рот попросту открылся и закрылся снова, как у рыбы, выброшенной на берег из родной стихии.

- А где Стефа? – спросил пан Каревич, а затем взгляд его нашел Арона с младенцем на руках. Переместился дальше и улыбка, было тронувшая губы отца, стала гаснуть на глазах.

Арон слез с телеги и медленно направился через двор в сторону дома. Еще до того, как его ноги ступили на первую ступеньку крыльца, двери дома распахнулись и на пороге появилась матушка. Мне показалось, она все сразу поняла по одному взгляду Арона, потому что сразу же с криком, полным горечи, ринулась вниз, пересекла весь двор и остановилась перед телегой каменным изваянием.

Я следила за ней сидя перед Вацлавом в седле, а она продолжала стоять и лишь смотрела на тело Стефы. Глаза нашей матери были сухими и какими-то пустыми, отчего стало страшно и холодно на душе.

- Я хочу спешиться! – проговорила тихо, обращаясь к князю.

- Это плохая идея! – отозвался он еле слышно.

- Я должна! – ответила я и князь молча согласился. Он спрыгнул на землю, а затем помог мне выбраться из седла. Его руки, горячее прикосновение, придали мне силы, и я направилась к матери. Отец пошел за Ароном и скоро оба мужчины скрылись в доме. Я поняла, что они уложат малыша и вернуться, сама же на негнущихся ногах, приблизилась к матери и встала за ее спиной, бросив взгляд на ту, которая покоилась на дне телеги.

Сколько мы так простояли, не знаю. Не уверена. Кажется, из дома вышли отец и свояк, кажется, Трайлетан о чем-то переговаривался с Вацлавом, но я не слышала никаких звуков и не видела ничего кроме прямой спины матери и Стефы за ее плечом. А затем мать повернулась ко мне. Сделала она это неожиданно резко и быстро, так что я даже не успела удивиться и что-нибудь понять. В воздухе мелькнула ее рука и секунду спустя мою щеку опалило огнем от сильной пощечины.

- Мама! – только и проговорила я, накрыв ладонью горящую половину лица.

- Дрянь! – вырвалось у пани Каревич и она снова замахнулась, а я зажмурилась, ожидая второго удара и готовая принять его, но удара не последовало и тогда я, спустя три удара сердца, открыла глаза.

Мать так и стояла с занесенной для пощечины рукой, но ее остановило совсем не мысль о том, что я, как и Стефа, являюсь ее ребенком, нет, ее остановила рука Вацлава, который сейчас встал между нами и перехватил руку моей матери в замахе.

- Хватит! – произнес он и отпустил резко руку пани Каревич. – Хватит! – повторил, а глаза матери вспыхнули злыми искрами.