Всего в небольшом районном городе Бодайбо в 1938 г. было расстреляно 948 человек. Места их захоронения не обнаружены до сих пор. Неизвестно также число приговоренных «по второй категории». Как же сложилась судьба этого образцового чекиста «с холодной головой, горячим сердцем и чистыми руками»? Она достаточно характерна для «рыцарей революции». Выполнив с немалым трудом и энтузиазмом порученную ему грязную работу, Кульвец 30 июля 1940 г. был арестован и после восьмимесячного следствия 14 мая 1941 г. приговорен Военным трибуналом войск НКВД Забайкальского округа к расстрелу. По кассационной жалобе приговоренного высшая мера наказания была заменена 10 годами лагерей.

В следственном деле Кульвеца сохранилось заявление: «Заявляю еще раз и с этим умру, что работал я честно, не жалеючи себя, получил туберкулез, не гнушался никакой работой вплоть до того, что по приговорам из Иркутска сам же приводил их в исполнение и в неприспособленных районных условиях приходилось таскать на себе, я приходил с операции обмазанный кровью, но мое моральное угнетение я поднимал тем, что делал нужное и полезное дело Родине». Дальше его следы теряются. Во всяком случае, большевистская партия, служению которой Кульвец отдал столько сил и рвения, по достоинству его не оценила.

При чтении рапортов чекиста Кульвеца невольно вспоминается знаменитый Ленский расстрел на приисках в Бодайбо, с которого ведет свое исчисление печатный орган РСДРП — ВКП(б) — КПСС — КПРФ газета «Правда». В передовой статье первого номера «Правда» объявила Ленский расстрел «толчком к перерастанию революционных настроений в массовое наступление против царизма и капитализма». По данным последнего издания Большой советской энциклопедии 1973 г., скорее всего завышенным, в ходе Ленского расстрела 1912 г. было убито 270 и ранено 250 человек, а Кульбец лично расстрелял 948 человек. Дело, конечно, не в сопоставлении этих страшных цифр, дело в том, что чекист, в отличие от топорно выполненной полицейской операции, вызвавшей общероссийское возмущение, чинил расправы осознанно и тайно. Расправа над мирным шествием рабочих вызвала стачки и митинги по всей стране, в которых участвовали около 300 тыс. человек. На фоне «подвигов» сталинского чекиста Кульбеца кощунством кажутся слова самого Сталина, который в большевистской газете «Звезда» от 19 апреля 1912 г. писал: «Все имеет конец — настал конец и терпению страны. Ленские выстрелы разбили лед молчания, и — тронулась река народного движения. Тронулась!.. Все, что было злого и пагубного в современном режиме, все, чем болела многострадальная Россия, — все это собралось в одном факте, в событиях на Лене».

Следующий палач-рекордсмен — помощник начальника 2-го отделения 3-го отдела ГУЛАГ НКВД, лейтенант Ефим Кашкетин (Скоморовский). В органах ОГПУ с 1927 г. В 1932 г. был признан негодным к службе «ввиду наличия выраженных невротических явлений и нарушения зрения на одном глазу», однако продолжал служить и был уволен из органов только в 1936 г. с диагнозом «шизоидный психоневроз». В начале 1938 г. был вновь зачислен в НКВД и направлен в Ухтпечлаг. По его словам, «был направлен Ежовым по борьбе с троцкистами». Руководил массовыми расстрелами заключенных и лично принимал участие в расстрелах и пытках. Вооруженный пулеметами взвод расстрелыциков под командованием Кашкетина весной 1938 г. расстрелял не менее 2508 человек. Кашкетин зверски выбивал показания из уже приговоренных к смерти заключенных «об оставшихся связях в СССР, но и с выходом за границу». Арестован в январе 1939 г., расстрелян 9 марта 1940 г. (49).

К железной когорте палачей-стахановцев можно отнести и заместителя начальника АХУ УНКВД по Ленинградской области капитана госбезопасности Михаила Родионовича Матвеева, который был организатором и основным исполнителем расстрела 1111 заключенных Соловецкой тюрьмы. Расстрелы проходили 1–4 ноября 1937 г. в урочище Сандармох, под городом Медвежьегорском, в Карелии. Матвеев за «смену» лично расстреливал от 180 до 265 человек. Среди его жертв около 300 лучших представителей украинской культуры. В 1938 г. Матвеева арестовали и приговорили к 10 годам лагерей по групповому уголовному делу на бывших оперативных работников Белбалтлага. Все они обвинялись в превышении власти при проведении расстрелов, в пытках и истязаниях. Отсидев около трех лет, в начале войны Матвеев был освобожден. Жил и умер в Ленинграде, спившимся, с трясущимися руками (50).

Органы ВЧК-ОГПУ-НКВД не афишировали совершаемые убийства. Исключение составляли казни во время «красного террора» и публичных политических процессов над «врагами народа», о которых сообщалось в газетах. Однако в практике органов были и тайные, особо засекреченные, убийства. Их применение позволяло избегать нежелательной гласности, например при убийствах за рубежом или «акциях» против общественно значимых личностей, открытое убийство которых могло бросить тень на светлый облик «самого демократического в мире государства» и его вождя. Часто такие убийства вызывались «оперативной необходимостью», например, когда без суда уничтожались невозвращенцы и предатели. Тайные казни осуществлялись различными способами: применялись прямые убийства, отравления ядами, убийства путем «неправильного лечения», имитации самоубийств и организации «несчастных случаев». Такие убийства на профессиональном языке чекистов назывались «операциями» и «акциями», для их выполнения разрабатывались специальные оперативные планы, которые реализовывали особо доверенные, и надежные палачи.

В результате селекционного отбора в ближайшем окружении руководителей ВЧК-ОГПУ-НКВД Ягоды, Ежова и Берии формировались неформальные группы (отделы, управления специальных операций и др.) убийц для выполнения таких акций. Эта когорта государственных киллеров формировалась и воспитывалась под эгидой вождя. Операции по проведению тайных убийств были особо секретными и их организаторы и исполнители старались не оставлять никаких следов. Поэтому многие такие убийства никогда не будут раскрыты, а связанные с ними тайны ушли в могилы вместе со Сталиным и его подручными. О некоторых из них можно предположительно судить лишь по косвенным признакам или пытаясь найти ответ на сформулированный еще в римском праве вопрос: кому выгодна эта смерть? Однако многие убийства палачам не удалось скрыть, и со временем информация о них стала доступной. Большинство ставших известными тайных убийств и имена выполнявших их палачей связаны с уничтожением «врагов» за границей. Однако на совести «вождя всех народов» и его подручных были как массовые, так и «штучные» засекреченные убийства и внутри страны. Наиболее крупным и тщательно скрываемым массовым убийством был расстрел польских пленных, содержащихся в Осташковском, Козельском и Старобельском лагерях. Казни длились с начала апреля до середины мая 1940 г. в рамках «Операции по разгрузке лагерей» (51).

По данным, приведенным в записке председателя КГБ Шелепина (1959 г.), всего было расстреляно 21 857 поляков, из них в Катыни 4421 человек, в Харькове 3820 человек, в Калинине 6311 человек и 7305 человек в лагерях и тюрьмах Западной Украины и Западной Белоруссии (52). Палачи, тайно казнившие пленных, будут названы позднее. Тайно были казнены видные большевики Карл Радек (Собельзон) и Григорий Сокольников (Бриллиант), осужденные 30 января 1937 г. на 10 лет заключения. Причем именно Сталин сохранил им жизнь. В архиве сохранился проект приговора, отправленный Ульрихом Ежову с предложением расстрелять всех проходивших по процессу «параллельного центра». Представить, что Ежов без одобрения Сталина изменил меру наказания Радеку и Сокольникову, немыслимо. Возможно, что на сохранение жизни Радеку и Сокольникову повлиял разговор 9 января Сталина с известным еврейским писателем Лионом Фейхтвангером, который проявил интерес к их судьбе. Столь мягкое наказание может быть объяснено также желанием Сталина получить от Радека дополнительные показания против Николая Бухарина, с которым ему была устроена очная ставка, и против других фигурантов готовящегося третьего Московского процесса. Радек отбывал наказание в Верхнеуральской, а Сокольников в Тобольской тюрьме. По официальной версии, оба узника были убиты заключенными, но на самом деле бывших оппозиционеров сгубила откровенность и незнание основ агентурно-оперативной работы.