Возможно, со временем историкам удастся четче проследить влияние Немецкой слободы на преображение подростковой похабщины «кумпании» в вакхическую мистерию Преображённого царства… Однако и сейчас можно говорить совершенно определенно, что превращение Преображенского с его потешным Пресбургом в страшное пространство Преображенского приказа, где будет литься кровь и воздух наполнится криками безвинных людей, преданных лютым пыткам, началось еще при жизни Натальи Кирилловны.

Тогда же обозначился богохульственный характер «всешутейшего собора». Церемонии служения Бахусу становились откровенными пародиями на церковные службы[88].

Нет, Алексей Михайлович не напрасно понуждал беременную Наталью Кирилловну девять часов подряд смотреть устроенное пастором Грегори и А.С. Матвеевым «Артаксерксово действо».

Не пропали даром труды пастора…

«К своему совершеннолетию, – писал С.Ф. Платонов, – Петр представлял собою уже определенную личность: с точки зрения “истовых москвичей” он представлялся необученным и невоспитанным человеком, отошедшим от староотеческих преданий».

Любопытное совпадение.

В 1690 году свадьба дочери Патрика Гордона с капитаном Даниилом Кравфордом не позволила Петру I выбраться к празднику преподобного Сергия Радонежского.

Свадьба этой же дочери Патрика Гордона, уже успевшей стать вдовой и выходившей вторым браком за майора Карла Снивинского, помешала Петру I появиться 12 мая 1692 года на похоронах своего второго сына, царевича Александра Петровича.

За гробом племянника шел царь Иван Алексеевич, а великого государя Петра Алексеевича, как сказано в разрядной записке, «к выносу, и к божественной литургии, и к погребению в собор Архистратига Божия Михаила выходу не было».

Можно, конечно, говорить о случайности этого совпадения, можно толковать о холодности Петра I к царице Евдокии, но сын остается сыном, и отказ от прощания с ним приобретает черты некоего мистического действа.

Учитывая то, что и январские дни 1694 года, когда умирала Наталья Кирилловна, Петр провел не у ее постели, а в компании Патрика Гордона, следует говорить уже о традиции, установившейся при дворе Петра I.

В соответствии с этой традицией прошли и похороны Натальи Кирилловны 26 января. Звонили колокола Ивана Великого, открывая похоронную процессию, стольники несли покрытую черным бархатом гробовую «кровлю» от Красного крыльца к Вознесенскому монастырю. Следом шли дьяконы и священники; за ними несли иконы и кресты, а за иконами двигалось высшее духовенство: протопопы, игумены, архимандриты, епископы, архиепископы и митрополиты. Далее следовали царские и патриаршие певчие с пением надгробных песнопений.

Перед гробом шел патриарх Адриан. Гроб окружали дьяконы с кадилами. За гробом «в печальном смирном платье» шел пасынок Натальи Кирилловны царь Иван Алексеевич, самого же Петра I на похоронах матери не было.

Не было Петра I и 27 января в Вознесенском монастыре на заупокойной литургии, на которой присутствовал царь Иван Алексеевич.

Правда, в тот же день после вечерни он один, без свиты, зашел в Вознесенский монастырь, и это неурочное появление Петра на могиле матери некоторые историки трактуют как проявление глубины и искренности его горя. Они утверждают, что Петр I поступил «как пораженный глубокой скорбью искренний человек, которому невыносимо было являться на людях в официальной церемонии и который желал остаться со своим горем наедине, не считаясь при этом ни с какими требованиями этикета».

Патриарх Адриан. Гравюра. XIX в.

Рассуждения эти, к сожалению, грешат абсолютной оторванностью от реальных фактов, которые свидетельствуют о том, что горе, с которым Петр I якобы желал остаться наедине, не помешало ему принять 28 января участие в застолье у Франца Лефорта, где живо обсуждались подробности новой экскурсии в Архангельск. Патрик Гордон был в тот вечер назначен контр-адмиралом будущей морской экспедиции.

29 января застолье у Франца Лефорта было продолжено.

«Я писал по приказанию его царского величества в Амстердам к бургомистру Витзену о корабле, который снабжен 40 пушками и всем к тому принадлежащим, – свидетельствовал Франц Лефорт в письме брату. – Отдан уже приказ о переводе 40 000 талеров для уплаты за него. Я буду иметь честь командовать на нем в качестве капитана, князь Голицын будет лейтенантом, наш великий монарх – шкипером, а рулевым будет служить прежний его рулевой. Кроме того, у нас будут еще два корабля, их будут вести два генерала, из коих один – мой зять Гордон, а другой по имени Бутурлин. Все господа, которые обыкновенно следуют за двором, поедут с нами. Делаются большие приготовления, и всем распоряжаюсь я».

Не рискнем рассуждать о мистической составляющей столь странного и для рядового обывателя поведения Петра I, но о подсознательном страхе, владевшем им, поговорить можно.

Несомненно, что Петр I в своих играх, в потешных войсках и своем потешном Пресбурге пытался в том числе и спрятаться от пережитого в детстве ужаса. Вероятно, сам он не осознавал, но с годами – детские страхи, если они не побеждены, никуда не уходят от человека! – по мере взросления Петра I, это значение «Марсовых и Нептуновых потех» становится, кажется, преобладающим.

И так получалось, что, приобретя царскую власть, Петр I подсознательно стремился все более и более расширить пространство игры, захватывая в нее всю реальную жизнь.

Естественным рубежом для этого становилась смерть близких людей.

И у гроба сына, и у гроба матери Петр оказывался бы вне пространства защищающей его игры, и, очевидно, поэтому его и не было на этих похоронах.

Ну а второе путешествие в Архангельск, с его морской прогулкою, едва не стоившей жизни самому Петру, конечно же, было еще одной игрой.

Как, собственно говоря, игрою были и оба Азовских похода Петра…

В Азовских походах Петра I были задействованы столь большие воинские контингенты[89], страна понесла столь значительные потери, что говорить о них как о продолжении детских и отроческих «потех» неловко.