Надсаживаясь, недосыпая и недоедая, гнали новгородцы свою лодью в погоню за ватажниками. С утра до вечера гребли, сменяя друг друга. Даже Яким раз или два садился к веслу, помогая людишкам. Андрей, забыв про сон и еду, еле дыша из-за тугой повязки - ватажники отбили ему ребра и лекарь-иноземец велел стягивать их крепко-накрепко, - всё время торчал на носу. Вырос он в деревне, детство его прошло в полях и лугах, на берегу реки да на пашне, и он сызмальства умел различать следы. Вот и сейчас намётанный глаз его пригодился - на исходе четвёртого дня углядел он впереди чужую лодью, приткнувшуюся к намытому рекой крошечному песчаному островку.

Взбудораженные его криком, новгородцы сбежались на нос.

- Кажись, она!.. Как есть, она самая! Я её ишшо на исаде приметил - ни у кого такой кормы не было, - раздавались возбуждённые голоса.

- Ну-ка, доставай топоры да шеломы! - крикнул Яким и первым нырнул под скамью, где лежал его щит и топор.

Купцы - народ бывалый. Повелось так, что на юге, в приднепровских степях, провожают их от Киева до Олешья княжеские дружины, а на севере купцу не на кого надеяться, кроме самого себя. Вот и возят с собой купцы оружие, вот и берут гребцами отчаянных парней. Бывалые люди собрались у Якима - с ними ходил он не токмо в Ганзею, но и к франкам, и к латинянам, и к арабам. Вмиг похватали топоры, сулицы и тугие луки, натянули на плечи кольчуги, надвинули на глаза шеломы. Один Андрей остался без оружия, но и без него было полно на лодье охочих до боя людей.

Ватажники заметили чужаков - заметались, закричали, хватая оружие, да поздно. Сошлись две лодьи, заорали новгородцы, кинулись помахивать топориками. Андрей, оставшийся подле Якима, только диву давался - ведь простые же мужики, как и его отец, небось, всю жизнь за оралом и проходили, а бьются так, что любому князю незабедно взять в свою дружину.

Яким стоял на лодье - покрикивал с носа на своих людишек, помахивал топориком, командуя. Новгородцы своё дело знали - не ожидали такого натиска ватажники. Хоть и отчаянно бились, хоть и положили несколько новгородцев, а всё же одолели их купцы. Какие под топорами полегли, какие с борта в реку сиганули, а иных повязали.

Пленных перетащили на свою лодью, поставили перед Якимом и Андреем на колени.

- Порешить бы вас, аки татей, без суда да вздёрнуть на осине, - сплюнул Яким, - да недосуг нам. Коли всё без утайки скажете - пустим вас на все четыре стороны.

Ватажники смотрели исподлобья, выжидали.

- Стояли ли вы недавно у Владимира-на-Волыни? - спросил Яким.

Ватажники переглянулись. Вокруг тяжело дышали разгорячённые боем новгородцы, на осину никому из ватажников не хотелось.

- Ну, стояли, - прогундел один. - А тебе-то почто? Никого мы не грабили, не губили…

- Зато девку схитили! - перебил Яким. - Отвечай как на духу, пёсий сын - была у вас девка?

- Откуль ей тут взяться? Ни сном, ни духом… Хучь калёным железом пытай, - вразнобой загомонили ватажники. - Ей-ей, побожиться можно!

Яким взглянул на Андрея. Тот сам не знал, что сказать. Боялся - обманули. Боялся - упущено время и боярышни теперь не найти. А значит, и ему не быть в живых, когда воротится князь.

По-своему понял его молчание Яким.

- Ничо они не ведают, - молвил он и махнул своим парням, - вот что, робяты, тащите их к осине да вздёрните повыше.

Новгородцы подхватили ватажников, потащили прочь.

- Ой-ей, не губите, православные! - по-заячьи пронзительно загомонил один. - Ой, отпустите душу на покаяние! Была девка! Как Бог свят, была!

Его отпустили, мешком бросили к Якиму в ноги:

- Говори!

- Вот те крест, - залопотал ватажник, - своими глазами видал я её. С утреца пробудился водицы испить, гляжу - а она по лодье идёт. Косища - во! - с руку толщиной. Летник лазоревый, с лица бледна, аки смертушка. До борта добрела - да и в воду канула. А после мы уж проведали - зарезан наш атаман своим же ножом…

- Коса, летник лазоревый, - вскрикнул Андрей, помнивший, как уходила из дому Анна. - Она это… К какому берегу поплыла боярышня?

Ватажник обернулся на ближний берег. Андрей кинулся к борту.

- Да куды ты? Куды? - пробовали остановить его новгородцы.

Андрей скидывал с себя их руки:

- Сил нету! Мне за неё князь шкуру сымет! Кто охочь помогать - те за мной. А кто во Владимир спешит - неволить не стану, а за помочь - спасибо!

Не стали новгородцы оставаться на лодье - пятерых отрядили, чтобы расправились с ватажниками без жалости, а остальные с Якимом во главе отправились в лес искать Анну. Долго ходили под моросящим дождём, натыкались на пни и коряги, звали, срывая голос, заглядывали в дупла и под валежины. Нигде не находилось следов девушки. Стало темнеть, когда собрались на поляне, мокрые, голодные и усталые. Андрей стоял в стороне, понурившись. Куда идти и что делать, он не ведал. Знал одно - податься ему некуда.

Новгородцы немного поворчали, а после решили - ворочаться на лодью. Прошли они немало, ежели судьба, давно бы отыскалась девушка, давно бы голос подала аль следы её обнаружились. А так - либо в реке утопла, либо пропала в лесу без вести.

Андрей не встревал. Не понимал он, что делать и как быть. Но когда высказались новгородцы и порешили возвращаться на лодью, встрепенулся и поднял голову.

- Простите меня, - молвил он, и новгородцы враз притихли, уловив что-то важное в его тихом дрожащем голосе, - но я не могу так. Некуды мне податься. Без боярышни я вроде беглый холоп, а с нею - боярский отрок. Вы идите, куда глаза глядят, вас никто не неволит, а мне пути назад нету.

- Да пошли с нами! - предложили ему.

- Нет, - Андрей помотал намокшими волосами, - ежели прознает князь Роман, что я боярышню не устерёг - с того света достанет. По мне лучше в омут головой, чем к нему в руки!

Притихли купцы. Знали они Русскую Правду - сурово карала она за укрывательство беглых холопов, а коли холоп перед князем провинился, то не откупишься ни златом, ни серебром. Смертью карают князья за самоуправство, а Роман Мстиславич был не в пример прочим суров и скор на расправу.

- Что ж, знать, на роду так тебе написано, - покивал Яким. - Ступай себе, Андрейка. Но коли надумаешь воротиться - мы до завтрашнего дня будем у островка стоять, ждать тебя.

Андрей поклонился купцу до земли, перекрестился и вразвалочку пошёл в лесную глушь. Подслушала Богородица его помыслы, а может, леший подшутить решил. Но только не прошёл парень и версты, как ноги сами вывели его на лесную тропку. Бредя по ней, пересёк он ручей, потом два оврага и вышел к крошечной, в три двора, деревеньке. Было уже поздно, сизый вечер накрыл землю, а дождь припустил сильнее.