Подобное деление наблюдалось и у ливов, поскольку их гау[293] имели такие же размеры, что и у эстов. Однако название «кихельконды» у них не применялось.

В то же время если эсты по большей части селились деревнями, то крестьяне леттских племен предпочитали исключительно хутора. Причем эти одиночные хозяйства объединялись в общины различной величины, но размеров кихельконд эстов не достигали. Летты называли такие объединения «волостью» (pagasts), но в документах они упоминаются как «земля» в различной интерпретации – терра, террула, территория, провинция и т. д. Однако наиболее распространенным являлось название «усадьба» или «вилла».

Некоторые из этих «вилл» развивались до так называемых «кастеллатур», которые по размерам примерно соответствовали кихелькондам. Во времена господства в Прибалтике немцев они продолжали существовать в виде церковных приходов или замковых территорий, но явно многократно поделенных или, наоборот, слитых в единое целое. При этом четко определить границы, как у эстов, ввиду запутанного применения этих названий в большинстве случаев не представляется возможным.

Территория, населенная древними леттами или летгалами, делилась на области, из названий которых до нас дошли только две – Агзеле (или Очела) и Толова. При этом очертания границ области Агзеле известны точно. К Толове на западе, скорее всего, относилась и гау на Имере, жители которой когда-то противостояли другим летгалам из Толовы, а на юге Толова простиралась до линии водораздела между реками Аа[294] и Западная Двина. Кроме того, следует предположить, что к Толове также относилась и область Аутине[295]. Остается непроясненным и вопрос, включала ли Толова в себя бассейн притоков реки Айвиексте или нет. Ведь здесь, как и в остальной части Восточной Латвии, старое территориальное деление в годы русского владычества оказалось размытым.

Согласно стихотворной хронике, известно только, что земли селов, леттов и ливов находились под властью русских. Однако в «Хрониках Ливонии» Генриха Латвийского говорится лишь о том, что данниками русских были только ливы, жившие возле Западной Двины, а не у Аа. Причем дань они платили непосредственно князю Полоцка. Кроме того, под непосредственной властью Полоцкого княжества, похоже, находились простиравшиеся до Лубанского озера земли в верхней Латгалии – на Западной Двине существовало небольшое Кукейносское княжество[296] и выше по течению еще одно, более значимое, княжество Всеволода Герсикского[297]. При этом граница между толовскими гау, находившимися в зависимости от Герсикского княжества, и гау, платившими дань Пскову, до сих пор еще не установлена. Известно только, что к замкам, считавшимся зависимыми от Герсикского княжества, относились Аутине и Гессове, а территория с центром в Трикате[298], где властвовал Талибальд, находилась под влиянием Пскова, так же как и граничившая с ним область Агзеле. Между ними же находился район, принадлежность которого установить не удалось. Однако вполне возможно, что Герсикское княжество владело землями и на левом берегу Западной Двины.

В заселенной ливами области севернее Западной Двины в пограничных районах еще в 1200 году отмечалось сильное вкрапление поселений леттов, и указанная на карте граница была не столько этнографической, сколько политической. В Идумее же, похоже, численность обеих этих народов вообще была одинаковой.

Относительно этнической ситуации в Курляндии мнения расходятся. В особенности это касается оценки роли финнов – одни считают их оттесненными остатками прежних поселенцев, а другие – позднее переехавшей туда правящей прослойкой. Поэтому при таких обстоятельствах ничего другого не остается, как ту местность, где благодаря названиям населенных пунктов и фамилиям четко распознается финское население, охарактеризовать как смешанную по своему составу.

И еще несколько слов о дикой местности. Следует признать, что севернее Западной Двины ничейной земли не существовало. Отсутствовали таковые участки и в промежутках между различными племенами. Поэтому штрихами, которыми на картах поселений обычно закрашивают необитаемые районы, обозначены соседние друг с другом гау, использовавшие одну и ту же землю. Дебри же, возникшие к 1200 году в ранее обжитых местах южнее Западной Двины, являются результатом экспансии литовцев.

Внешние границы союза лифляндских земель с Новгородом и Псковом с XIII столетия серьезных изменений не претерпели. Только архиепископство под давлением исходившей из Пскова русской колонизации в 1474 году было вынуждено поступиться небольшой полоской своей территории. А вот граница с Литвой между Западной Двиной и Мемеле, напротив, постоянно изменялась.

В XIII веке лифляндцы полностью завоевали территорию Курляндии, Земгалии и частично Селонии. Однако твердо закрепиться в южной части этих земель им не удалось. Поэтому в результате постоянных военных действий здесь образовались дебри, по которым и проходила граница.

XIV столетие характеризовалось борьбой за Жемайтию. Причем вместо того, чтобы нанести удар с севера на юг, орден стал наступать с запада на восток. (На карте эти передвижения границы не отображены.) В результате заключения Салинского договора[299] он добился передачи ему всей Жемайтии, что выдвинуло его границу далеко на восток. Однако по условиям первого Торуньского мирного договора[300] эта граница была пересмотрена. Окончательно же Жемайтия отошла к Литве только в 1422 году, после подписания мирного соглашения на озере Мельно[301], и тогда в 1426 году соответствующие комиссары проложили так называемую «границу Витовта».