на это глупо. Он читал, что подонки обычно живут долго и умирают своей смертью в девяносто лет.

Только движение позволяло выгонять вместе с потом этот яд из тела.

* * *

И вот уже стали попадаться настоящие горы. Не отдельные горные пики, а что-то вроде пологой, постепенно поднимающейся гряды, кряжа. В стороне от дороги. Он видел их только в ясную погоду. Но встречались и довольно высокие вершины с обрывистыми опасными склонами. Одну он рассмотрел в бинокль. Вроде бы где-то здесь, встав на макушку горы, можно увидеть с одной стороны Европу, с другой – Азию. Но сейчас ему это в последнюю очередь нужно. Зимой лезть на гору – самоубийство, и пользы с этого никакой. Обзора вполне хватает.

Даже по шоссе идти иногда было нормально, а иногда тяжело. Глубина снега сильно колебалась. В основном тот был по щиколотку, но иногда на перемётах и впадинах путник проваливался по колено и глубже. А кое-где десятки метров асфальта не имели снежного покрова совсем.

В самые первые дни похода Саше постоянно натирало спину его ношей. Он часто регулировал длину лямок, перераспределял груз, но только недавно наконец сумел «договориться» с рюкзаком и теперь почти не замечал его. Так и во всём, думал он. Только опыт, сын ошибок трудных.

Ноги тоже поначалу сильно беспокоили – он натирал их, несмотря на то, что ботинки были впору. Тёплые носки быстро прохудились. Слишком большие нагрузки, к которым его кожа непривычна. Болячки обрабатывал мазью и заматывал бинтом. Научился крутить самодельные портянки из мягких тряпок. Постепенно ступни огрубели, вместо кровавых мозолей появились твёрдые, сухие участки кожи. «Натоптыши»… всплыло откуда-то из глубин памяти смешное слово.

Изображение менялось, как картинки на экране дедовского компьютера. День – ночь. Небо белое, серое, чёрное. Белый снег, серый лёд, как в песне про звезду по имени Солнце. А дальше уже не по тексту – грязь, ржавчина, асфальт, бетон.

* * *

Возле поворота на Златоуст (сам город был чуть в стороне от трассы, к ней примыкал только один район) Саша вдруг резко свернул на север, как раз в этот микрорегион, состоявший из хорошо сохранившихся железобетонных «хрущёвских» домов.

«Молодец этот Хрущёв. Понятно, что строил не сам и не один, но когда он столько успел спроектировать? Да еще и кукурузу сажал, если не врут».

То, чего Данилов не сделал в Омске, Тюмени, Ишиме, Кургане, Челябинске, он собирался провернуть в этом городе. Поискать разные разности. Не еду, а вещи. Тряпки, спирт для дезинфекции и что-нибудь для разведения огня. А если повезёт, золото или драгоценности. Зачем? Ведь интуиция говорила: то, что лежит в свободном доступе, дорого стоить не может. Но кто его знает? Младший считал, что ему нужно что-нибудь с виду ценное для обмена. А крупных городов до самой Уфы по сути больше не будет.

Заглянуть в несколько мест, о которых рассказывал им, молодняку из Прокопы, Пустырник, – стоит. В любом городе они примерно одинаковые – и даже сейчас там что-нибудь можно попробовать найти. Вдруг мародёры упустили.

Думал, что уложится в пару часов и бросит, если не будет прухи, фарта, везения, но в итоге потратил весь световой день… и стал обладателем горстки полусъедобных вещей, кучки бытовых мелочей, чистых тряпок, да ещё бинтов, похожих на тряпки. Ну, и ещё горючего, спирта, малоценных, не подходящих к его оружию патронов, которые скорее всего уже негодны, но можно попытаться их «загнать».

Нашёл и неплохой нож. Тоже на обмен.

Даже в некоторые квартиры заглянул. Сувениров не брал. Так учили и дед, и отец, и Пустырник. Не надо тревожить прах. Позаимствовать (именно такое слово употреблялось) можно только то, что поможет выжить. Это разрешалось. Мёртвые, наверное, не были против.

Останавливать себя пришлось силой. Настолько сильно его охватил накопительский зуд. В Прокопе над таким поведением смеялись и даже осуждали.

Заночевать он планировал в городе, в многоэтажном доме, как в Челябинске. Хоть это и бывало каждый раз более тревожно, чем в частном секторе. Почему-то большие курятники пугали… уж очень вид у них нежилой и какой-то… потусторонний. Будто в Чернобыле.

Хотя по уму – спрятаться тут легче и шанс встретить людей меньше.

Ни разу в мегаполисах, даже маленьких, ему не попадались люди.

Саша понял, что сил идти нет. Сильно устал. От подвала отказался. Хотелось поспать хотя бы на диване. Сначала думал устроиться в квартире на пятом, верхнем, этаже, в доме, где находились «Сбербанк» и аптека. Подальше от почвы, а значит, от впитавшихся в неё осадков. А утром – бегом на запад. Уже в этом месте фон гораздо ниже, счётчик почти не тикает, а через ещё один дневной переход путник, пожалуй, будет в безопасной зоне, оставит Пояс позади.

Но потом всё же решил остановиться на втором. Людей тут нет, собаки в доме не опасны. Да, в квартире фон может быть выше. Все эти вещи, одежда, паласы и диваны, могли впитать ещё ту, старую пыль. И одно дело лазить тут мимоходом, проходя быстро, а другое – спать. Поэтому кое-что он просто вытащит в подъезд. Не бросать же с балкона…

Да, неспокойно в этих огромных домах. Он никогда не воспринимал их как жильё. Для него это было что-то вроде пирамид, склепов и замков с привидениями.

Несмотря на то, что могильник в Озёрске должен был остаться на востоке, места тут выглядели гиблыми. Живности так и не появилось.

Данилов вспомнил про тот самый Перевал Дятлов. Люди в горах на Урале и до Войны пропадали. Хотя тут не горы, но кто знает. Маленькому Сашке когда-то представлялись страшные птицы, которые вили гнёзда на мёртвых деревьях, долбили людям черепа и выклёвывали мозг. Конечно, до того места далеко. Да и легенда это. Страшная сказка про экспедицию студентов задолго до Войны. Погибла вся группа. Нашли тела людей с застывшим выражением ужаса на лицах под коркой кровавого льда, раскинувших руки так, будто они пытались защититься от неведомой опасности. Но он видел много трупов в реальности. Поэтому не боялся сказок. Наверное.

Крыльцо, ведущее в подъезд, было раздолбленным, а может, потрескалось от времени. Рядом – бетонная осыпь, похожая на упавший балкон, который собрал по пути всех своих «собратьев», и эта куча обломков теперь лежала у дома.

Один из подъездов и вовсе частично обрушен, Младший выбрал тот, что был от него подальше и выглядел целым.

Квартира попалась однокомнатная. Непонятно, кто тут жил. Никаких личных вещей. Ни игрушек, ни