Закрыв дверь, Ордынцев погрузился в раздумья. Побродив по пустой квартире, среди стеллажей с книгами и антикварными вещицами, зашел в кабинет, открыл ноутбук и включил почту. По-французски профессор и говорил, и писал бегло.

17 мая, вторник

Санкт-Петербург, Большая Морская улица

23.32 (GMT+3)

В доме было тихо.

Запах, который он хорошо помнил, сохранился. Запах, ни с чем не сравнимый, в котором смешался лак старой мебели, пыль книг, мамины пироги, фотографии предков, память блокады, балтийский воздух, слои обоев, камни стен, белые ночи, шорох шагов по дубовому паркету и многое, что нельзя объяснить. Так пахнет родной дом, единственный на свете.

Мечик присел за обеденный стол, накрытый маминой скатертью. На стене — его фотография в тельняшке после учебного заплыва на шлюпке. Единственная, которую разрешили оставить. В его комнате порядок, как будто он только что вышел. Двадцать пять лет он мечтал вернуться. И не представлял, что будет так тяжело. Что это испытание труднее огневой полосы. Труднее, чем жить с клеймом предателя.

Он вспомнил мамины глаза, когда стоял на пороге с чемоданом, чтобы ехать в Севастополь, а оттуда дальше и дальше. Мама не плакала. Слезы стояли в глазах, она держалась. Поцеловала три раза, прижалась к его груди и незаметно от отца перекрестила. Мама знала, что прощается навсегда. Мечик обнял ее, сказал, что обязательно вернется. Ждать придется долго, но он вернется. Никто не знал, что так долго. Может быть, мама знала. Слово он сдержал, вернулся. Только опоздал. Никого нет. Правильно говорят: нельзя возвращаться туда, где прошло детство. Нельзя возвращаться к старым пепелищам…

Мечик подумал, что не сможет остаться.

Из пакета он достал кувшин, выложил осколок на стол. Кусок камня толстый, но удивительно легкий. Буквы не высечены, а будто выпаяны, как в воске.

Как проверить, что камень настоящий? Как вообще такое можно проверять? Мечик закрыл глаза, протянул руку, не касаясь.

…Поток силы.

Он ощутил исходящий поток. Силы, которую невозможно ни описать, ни понять человеку. Силу огромную, невероятную, вечную. Настоящую силу. Показалось, что рука вошла в реку бескрайней энергии, начала и конца которой нет нигде и никогда. Всем существом он понял, что с этой силой шутить нельзя. И обращаться как попало. Если не знаешь, чего хочешь…

Мечик отдернул руку.

За окном было светло. Белая ночь стала утром…

Планшет подал сигнал: консультанту по антиквариату пришло сообщение. Мечик открыл почту. К письму без названия прикреплен видеофайл. Он нажал воспроизведение. Картинка была нечеткой, когда снимают при плохом освещении, но достаточной, чтобы понять, что происходит. В конце записи чья-то рука внесла в кадр лист бумаги с напечатанным текстом. Лично для него.

Отдых будет недолгим. Придется порадовать адмирала: Мечик возвращается. Для начала завтра утром съездит на могилу отца на Охтинском кладбище. Кажется, раньше там были хорошие камнерезные мастерские.

Мечик выключил свет, собрал нехитрый багаж и закрыл квартиру. Туристу из Эквадора надо жить в гостинице. Хотя бы для того, чтобы при проверке отеля фамилия Рауля Карлоса нашлась там, где положено.

Что ему делать в Петербурге? Конечно, искать антиквариат. В России этого добра сколько угодно, вывози мешками, выгодно и дешево. Что же еще делать консультанту по антиквариату! Только бизнес, ничего личного. Заодно посмотреть белые ночи.

В Будапеште ночи чернее крови.

2016, май

XII округ Будапешта, Чепель

12.21 (GMT+1)

Посетительь старался не смотреть в дальний угол. Лысая девица с боевой татуировкой отбивала аппетит. Гость сосредоточился на лапше, вкуснее которой не было во всем городе.

К девице подсел старый кореец, поставил перед ней на подносе дымящуюся тарелку, сел рядом. Молча наблюдал, как она жадно ест. Палочки ловко вертели лапшу, отправляя моток в рот.

— Когда? — спросила Ребекка, жуя лапшу.

— Скоро, — ответил Пуонг.

— Нашел?

— Скоро найдет…

— Что будет?

— То, что должно быть…

— Ты уверен?

— Я всегда уверен…

— Он знает про нас?

— Он знает то, что ему предназначено.

— Что делать мне?

— Ждать…

Ребекка доела лапшу, выпила бульон из тарелки, подобрала пальцами хлопья морской капусты и вытерла рот кулаком.

— Вкуснейшая у тебя лапша, старик…

— Я знаю, — ответил Пуонг, поставив на поднос опустевшую тарелку.

— Значит… — сказала она. — Большая Игра началась?

Пуонг закрыл глаза и разгладил пальцами складку над бровями.

— А ты как думаешь?