Я рос на равно с другими детьми сэра Эллиота, Тем более, мне не светит никакое наследство, так что моим сводным братьям не нужно беспокоится по этому поводу.

— Интересные у вас обычаи… И каждый дворянин так спокойно принимает всех своих отпрысков?

— Скорее, это прихоть самого маркграф. Вы не думайте, в наших традициях не очень принято как-либо признавать таких… как я, — его губы тронула печальная улыбка. — Отец считает, что для благополучия Дома хороший специалист, тем более со связями в Столице, всегда будет нужен. Но не будем об этом. Прошу простить мое любопытство, но студенты такого статуса и происхождения, как вы, интересующиеся научными исследованиями — это большая редкость!

— Вы — не первый кто говорит нам такое, — заметила я.

— Понимаю, что вами движет простой интерес, однако обычно первогодкам хватает и тех занятий, что входят в их курс. Мало кто выбирает тяжелый и тернистый путь науки по своей воле.

— Имеете виду, что обычно это потомственные ученые? — уточнил Ари.

— Да, господин Хус. Какое бы разностороннее образование не стремилась дать Империя, все равно все сводится к тому, что каждый из нас занимает предписанное нам на роду место. Почти все так или иначе решают продолжать дело своих родителей.

Я горько усмехнулась. Отсутствие выбора. Вот она — цена нашей стабильности и процветания.

— Так что же вызвало у вас, молодые господа, интерес к исследовательской деятельности?

— Мой отец обожает всякие такие штучки, — напускная надменность набелитки улетучилась сама собой, стоило ей с горящими глазами начать рассказ. — В Миреме часто проводят ярмарки изобретателей, где мне даже довелось однажды увидеть паровой механизм. А во дворце есть целая коллекция заводных механизмов в виде разных зверей, птиц, рыб и насекомых.

— У падишаха Рушана очень тонкое чутье на технический прогресс. Механические животные стоят не дешево и сложны в изготовлении. А еще, как мне известно, он вкладывает большие средства в изучение и изобретения, которые могут облегчить труд земледельцев и скотоводов.

— Земли Набелита велики, и до сих пор не все возделаны, — кивнула Ада. — На юге сколько пустынь и степей, которые можно было бы превратить в цветущие оазисы… Правда мы с отцом не сходимся во мнениях. Он думает, что технический прогресс рано или поздно приведет к тому, что мы возьмем верх над природой.

— А вы, госпожа?

— А я считаю, что раз магия все еще часть нашего мира, нельзя терять возможности использовать ее для нашего блага.

Останец задумался, явно пытаясь подобрать правильные слова.

— Империя очень жаждет уменьшить количество маналитов во всех сферах нашей жизни, это так. Так или иначе, те малочисленные источники маналитов закончатся, — продолжил останец. — Магией не решить всех проблем, поэтому мы и стремимся найти их решения, заменив маналиты нашими собственными разработками. В основном, именно на это нацелены имперские ученые и изобретатели.

— Полагаю, Имперская Гвардия тоже очень заинтересована в этой области? — спросила я, вдруг вспомнив вскользь брошенную фразу Роксли, когда я попалась им с Манолисом.

К моему удивлению, Сайрус недоверчиво и пораженно посмотрел на меня.

— С чего вы это взяли, госпожа?

— Ну… — я замялась, не ожидая такой реакции. Я то думала, взаимодействия гвардии и Академии в порядке вещей, но, похоже, просчиталась. — Моя сервитуария как-то говорила, что любые научные открытия в первую очередь используются для войны, а потом уже для мирных целей.

Останец недовольно поморщился.

— Ваша сервитуария ввела вас в заблуждение. Может быть, так было когда-то в темные века, но сейчас наука служит общему прогрессу и мирному процветанию, а не становится оружием. Если гвардия и использует какие-то изобретения, то только свои личные модификации. Никакие исследования и разработки не могут проводиться под патронажем военных. Это принципиальная позиция академического сообщества.

Эти слова заставили меня не на шутку задуматься. Может быть, я что-то не так поняла, или мне послышалось… Не могут же в стенах Академии проводится исследования в тайне от руководства, да еще и для Имперской Гвардии?

Сайрус прокашлялся, и повернулся к Ари.

— Господин Хус, можно ли теперь у вас узнать, чем вас заинтересовала наука? Профессора Церсория отзывалась о вас как о способном и усердном юноше с отличной успеваемостью, однако же вы — будущий наследный правитель Нортланда. Дом Хус славен своей воинской подготовкой. Не свойственно северянам с вашими… кхм, традициями, стремится к свету Имперских Истин…

— Не стоит судить о нашем народе по предрассудкам, — оборвал его Ари, не резко, но с явным раздражением. — Я знаю, что о нас в остальных провинциях все еще думают, как о варварах, живущих сражениями и охотой. Однако это далеко не так. Нортланд веками жил за счет набегов и войн с соседями, и сейчас, с новыми порядками, северянам приходится нелегко. Мы ищем способы возделывать землю, не смотря на неблагоприятный климат. Год за годом мы расширяем наши владения все дальше на север, где есть недоступные горные гряды, сулящие нам сокрытые в их недрах природные ресурсы. Если я… — он замолк и одернул сам себя. — Когда я стану ярлом, я хочу прославиться тем, что обеспечу своим людям землю, которая сможет их прокормить, дома, что смогут выдержать непогоду, круглогодичную работу для тех, кто не входит в ряды стражи или ратников.

— Любопытно… — Чембер задумался. Ответ Ари его явно удивил. — Это благородная, но трудная цель, господин. Вам придется приложить немало усилий, чтобы достичь желаемого. Но больше вам придется потрудиться, чтобы поменять уклад в умах людей. Простолюдины очень неохотно расстаются с устоявшимися веками порядками.

— Однажды я побывал в Веасе и увидел поразившее меня чудо — на каменной скале посреди моря, без доступа к пресной воде, раскинулся пышный сад, что плодоносил круглый год. Таких фруктов, как там, я не пробовал ни до, ни после, за всю свою жизнь. После этого я уверен — нет недостижимых целей для человеческой мысли.

Слова парня тронули меня до глубины души. Даже не думала, что поездка в Мар-де-Сеаль так сильно его впечатлила.

— Я не раз читал про веасийские сады, это ведь был чей-то подарок Дому Кустодес? — Сайрус теперь повернулся ко мне.

— Да, кажется, восемь или девять веков назад падишах, точнее тогда это еще был халиф, подарил их нашему Дому. Одна из его любимых дочерей была выдана за веасийского короля, и в письмах отцу она жаловалась, что безжизненные скалистые пейзажи ее удручают. И тогда халиф распорядился сделать из Мар-де-Сеаля цветущий рай для своей дочери, чтобы тот напоминал ей о родном доме. Так и появились наши Вечноцветущие сады.

— Удивительно, что система до сих пор рабочая, — пораженная