его вызвали вдруг в аппарат управления и предложили должность районного инженера — для всяких контрольных дел, для надзора за участками. Но Вадим отказался — вернулся в свой Бродск, в деревню, в сущности, в переполненное рабочее общежитие.

— Я должен понюхать настоящего производства, поесть рядовой каши, сам похлюпаться в пульпе! — страстно убеждал он управленцев. — Я должен пройти все ступени снизу, познать все азы — чтобы не путаться, чтобы быть знающим, грамотным специалистом!..

Вадим до сих пор остался убежденным в своей тогдашней правоте. Было и еще одно обстоятельство, в котором он ни в какую не хотел признаваться себе: в Бродск перебралась Лиля, они виделись теперь почти каждый день — и Вадим словно все еще на что-то надеялся…

Мишка, узнав о его отказе, помчался в город в тот же день: но квартир для семейных у управления не было, новое жилье пока не строилось, а работник, снявший частный закуток, как резонно заявили ему, — работник ненадежный.

В аппарат взяли городского жителя, даже не горняка вовсе, бывшего военного, спесивого, упрямого, крепко помотавшего потом и Вадиму и Мишке нервы.

Приезжал районный часто, ходил по пятам в карьере, во все влезал, распоряжался.

— Почему скважины не закрыты? — останавливался он посреди обуренного блока.

Была у него манера: спрашивая, засунуть большие пальцы рук за ремни, которыми он был весь перетянут, уставиться в ноги собеседнику и ждать ответа, не поднимая головы, — хотя вопросы его по большей части были риторические.

— Чистый Бонапарт! — прозвал его почему-то Мишка, и это прозвище так за районным и закрепилось.

Скважины от маломощных чирикалок никто и никогда не закрывал — и Вадим, передернув плечами, шел дальше, к следующему буровому станку.

— Так я хотел бы знать, — повышая голос, не сдвигался с места Бонапарт, — почему скважины не закрыты?

— Потому что у них мал диаметр, — вынужден был объяснять Вадим.

— В правилах не сказано ничего про диаметр, — перебивал его Бонапарт. — Скважины должны быть закрыты. И все!

— Да это скорее шпур, чем скважина, — держался Вадим. — Ни одна нога в нее не провалится.

— А если в карьер забредет животное? Коза, например? Сломает ногу или что другое — кто будет отвечать?

— В карьере без скважин сотня мест, где можно голову свернуть! С уступа, в конце концов, сорваться можно, можно и…

— Сделать металлические крышки — и закрывать! — свирепел Бонапарт. Он терпеть не мог возражений. — И крышки покрасить. В красный цвет. Чтоб издали видно их было и чтобы вы знали впредь, что значит спорить с начальством!

Он строчил прямо тут же предписание, подложив под бумагу планшет — потрепанный, командирский, с которым никогда не расставался, носил на боку, — и останавливал в карьере работу. Приходилось бросать все неотложные дела — и искать металл, сварочный аппарат, нарезать несколько сотен кружков, красить их, сушить на солнце, терзаясь ежеминутно мыслями, как и где можно будет после нагнать план.

— Все из-за тебя! — чехвостил Вадима Мишка. — Был бы ты районным — ты бы понимал, что почем! Герой! О себе только думаешь, в праведников играешь, а мы теперь — расхлебывай, давись!..

Когда Вадим рассказывал об этом эпизоде из своей жизни Игорю, сыну, — о том, как ему предлагали место в управлении и как он от него отказался — приводил эпизод как положительный пример, в назидание — Игорь только смеялся:

— Так мог сделать лишь ты, батя, один. В наши дни за тепленькое место дерутся, подличают, а тебе ведь само в рот лезло, без усилий с твоей стороны.

— Да ты бы знал, как ненавидели все этого дубинноголового! — выходил из себя Вадим. — Или ты бы хотел, чтобы и ко мне так же относились, да?

— Дубинноголовый — не дубинноголовый, — не сдавался Игорь, — а он тобой командует. Что скажет, то и делаешь.

— Делал! — обрывал сына Вадим. — Слава богу, разобрались и убрали его.

— И правда восторжествовала? Пришел хороший, да?

Вадим замолкал.

Новый районный, молодой, но странно усталый, будто б много-много поживший, повидавший, — вообще ни во что не вникал: приедет на участок, побродит по уступам — спустив галстук и расстегнув якобы душивший его ворот рубахи — и тихо исчезнет. Казалось бы, хорошо — не лез, не мешал, но сказать об этом так, что правда восторжествовала, — Вадим не мог.

Ему пришлось один раз заниматься с этим районным инженером ледоходными делами. Районный приехал «с целью», как у него было записано в задании, «оказания практической помощи в период паводка». Все шло вначале хорошо: громили лед на ближайших подступах к мосту через Березовку, били заторы, отдельные льдины, но потом — после долгого затишья, после чистой воды — вдруг выворотило откуда-то огромное поле, монолитное, в снегу, как в вате. Бросали на него заряды — но заряды ухали, вздымали снег, а поле, всей своей махиной, перло прямо на мост.

Вадим метался по берегу в поисках лодки, носил со взрывниками ящики с аммонитом, готовил боевики, а районный, постояв, прислонившись к стенке временного блиндажа, посмотрев на них, крикнул: «Я на обед!» — и ушел.

Вадим тогда чуть не влип в уголовное дело. Они разложили на поле заряды, зажгли шнуры и под хлопанье контрольки успели выбраться на берег. Боковые заряды прогрохотали почти следом за контрольками, а вот центровой, самый мощный, заряд почему-то не сработал в срок: то ли горение пропало, то ли шнур оказался длиннее. А поле несло прямо под мост. Взорвись заряд под мостом — от моста остались бы одни быки, и попробуй докажи потом где-нибудь, что это не вредительство. Для Вадима прошла, казалось, вечность, пока поле не вынырнуло из-под пролета.

— Значит, тебя бы посадили, — спрашивал Игорь, — а его бы нет, да, коли он ушел?

— Его бы не посадили, если бы он даже рядом находился, — отвечал Вадим. — В любом случае я — ответственный исполнитель.

— А зачем тогда он? Ведь у него зарплата не ниже твоей, а? Зачем?.. Вот это, батя, и называется хорошо устроиться…

Сын был не в него, расчетливый, предприимчивый. После десятилетки он неожиданно заявил Вадиму, что готовиться в институт не будет и что дядя Миша вроде бы нашел для него какую-то «калымную» работу — на бронеямах, что ли, на неучитываемых земельных перекидках.

— Все равно через год — в армию, — объяснял Игорь Вадиму. — А потом на льготных условиях — в любой вуз могу, понял? В каком хочу, понял?.. Есть резон не торопиться, а? Да и денежки пригодятся.

Вадим бы в жизнь до такого не додумался. Он знал порядок: сразу за десятилеткой должен