не отвлекаться. Отсутствие ярких источников света позволяло моему зрению не тратить время на адаптацию и переходы.

Совсем скоро я смог различать рельеф и редкие деревца на несколько сотен шагов впереди нашего отряда. Стрелки и мои санитары, набравшие неплохой темп, уже через час значительно обогнали основные силы.

Идти по ещё не успевшей набрать рост траве было одно удовольствие. Берег реки ушёл левее шагов на двести, слившись с сумрачным пейзажем окружающей нас равнины. Тишину нарушали лишь хриплое дыхание бойцов да глухой топот ботинок.

Я оглянулся. В задних шеренгах, где шли пулемётчики с тяжёлой ношей, наблюдалось некое разряжение дистанции.

— Господин поручик, пулемётчики немного отстают, — уведомил я Мавродаки.

— Кор-роче шаг! — подал грек команду первым шеренгам. Она тут же прошелестела до задних рядов. Пулемётчики подтянулись, — ефрейтор, что видишь?

— Впереди шагов на двести простиралась равнина. Такая же картина влево и вправо. Деревья если и встречались, то одиночные, низкорослые. Кустарника почти нет.

— Неплохо. Я уже в десяти шагах ничего не вижу. С таким зрением коней уводить хорошо.

— Я охотник, — спокойно пояснил я, пожав плечами.

— Хороший навык, — только и бросил поручик, надолго замолчав.

Следующий час показался вечностью. Ни в рельефе, ни в обстановке ничего не менялось. И время скоротать беседой или ещё чем-нибудь занимательным не представлялось возможным. Больше всего в жизни не люблю ждать и догонять. Паршивое занятие.

Спустя час равнина потихоньку стала перемежаться небольшими холмами. Несколько раз нам приходилось преодолевать небольшие промоины, возможно старое русло пересыхающего ручья, дно которое было полно топкой, но, к счастью, неглубокой грязи. Затем рельеф снова выровнялся, с реки потянуло влажным ветром, принёсшим запахи прели и сырой земли.

Интересно, почему самое большое дерьмо случается, когда его ну никак не ждёшь? Вернее, перестал ждать. Вроде бы всё делал правильно, перестраховывался, внимательно прислушивался к своей интуиции, глядел в оба и прочее, прочее…

А когда все страхи начнут казаться пустыми и постепенно становится стыдно за своё малодушие и показную крутость, а ты уже расслабил булки, обзывая себя трусом и паникёром, действительность преподносит вонючий букет, полный острых шипов и мерзких сюрпризов.

Осмотрев в тысячный раз сумрачное пространство равнины, я аккуратно прикрыл рот кулаком, сдерживая пытавший вырваться богатырский зевок. Каждые четверть часа я закрывал глаза на несколько десятков секунд. Это позволяло «обновить» остроту сумеречного зрения и делало менее интенсивной головную боль, которая уже через четверть часа нашего путешествия радостно поселилась где-то в области правого виска. Небольшое напоминание от нейротрона, о том, что за всё надо платить, Гавр…

Сейчас же мне показалось, что я, прикрыв веки всего на десяток секунд, увидел какое-то странное мельтешение на границе серого горизонта и едва начинающего светлеть неба. То ли удача в этот раз оказалась не на нашей стороне, то ли разведка противника сработала гораздо лучше. Не знаю, гадать стало некогда. Тем более что «мельтешение» наблюдалось минимум в пятистах метрах впереди по ходу нашего движения.

Я уже было повернулся к Мавродаки, чтобы поделиться своими наблюдениями, как раскатистый грохот недалёкого орудийного залпа внезапно разорвал тишину, а за ним не заставили себя долго ждать второй, третий.

Разрывы ударили довольно далеко справа и чуть впереди.

— Это по стрелкам лупят! — разнеслось среди взводных пехотинцев, — справа обходят…

Предположение не было лишено логики.

— А-а-атставить панику! Слушай мою команду, разобраться в цепь по две шеренги, дистанция пять саженей…

— Ваше благородие, дозвольте! — я привлёк внимание Мавродаки, так как в голове созрел план. Сыроватый, но какой есть. Уйти, в противном случае, мы просто не успеем.

— Что?! — рявкнул поручик, так как разрывы снарядов стали раздаваться значительно ближе и горячий ветер достигал нашего отряда, заставляя учащённо биться сердце.

— До своих добежать не успеем: или артиллерией накроют или конница нагонит.

— Какая, нахрен, конница, Пронькин? Совсем от страху в штаны наложил?

— Вашбродь, я чётко вижу верховых с пиками на горизонте, прямо напротив нас, если добежим до того высохшего русла ручья и заляжем, то сможем их остановить. У нас два Максима и почти две тысячи патронов в коробах!

— До русла ещё добежать надо. Нас сомнут и пройдутся копытами по головам, — голос Мавродаки тем не менее стал спокойнее.

— Если просто побежим, точно порубят. Я со своими штурмовиками побегу навстречу, обозначу сектор обстрела пулемётчикам двумя бутылками с зажигательной смесью. Им останется только выставить прицел и отсечь конницу. А там и основные силы подойдут.

— Это самоубийство, ефрейтор!

— Иначе все тут ляжем, а мы постараемся выкрутиться и время для вас выгадать. Вы, главное, огонь открывайте только после второй огненной вспышки. Ну?! Решайте!

— Давай, Пронькин! Храни вас Господь! Сладится. Всех твоих к Георгиям представлю, — хлопнул меня по плечу Мавродаки, — взво-о-д! Назад бегом марш! Занять позиции у русла высохшего ручья! Командиры пулемётных команд, ко мне! Бего-о-ом, сучьи дети!!!

— Отделение, ко мне! — не обращая на команды и суету взвода в предрассветных сумерках, рявкнул я так, что перекрыл грохот очередного взрыва. Судя по тусклому блеску касок вокруг меня, команды и не требовалось. Раз, два…восемь. Все здесь. Никто со взводом не отступил. А ведь могли же.

— Так, слушаем меня внимательно. Разбираемся в цепь, дистанция десять метров, тьфу ты, десять саженей. Чтобы только-только видеть соседей. Изготовить все гранаты к бою. Как скомандую, первую бросаем все одновременно вперёд на максимальное расстояние. Остальные метаем по мере готовности. Как увидите первую вспышку огня слева и разгорится пламя — это сигнал готовности. Вторая вспышка и огонь справа — залечь, вжаться в землю всеми костями и молиться: ударят наши пулемётчики. Будем надеяться, что учили их хорошо. Не то вернусь и лично руки повыдёргиваю! Всё понятно?!

— Так точно, — нестройный хор голосов был мне ответом, — разобраться по команде!

Серая предутренняя мгла скрыла моих штурмовиков. Только бы небыстро развиднелось, не то на этой целине мы как прыщи на заднице. Если я не ошибся, то уже через минуту-другую конные будут здесь. И мои сюрпризы должны их остановить. О противоположном и думать не буду. Было бы верхом идиотизма закончить миссию в первом же бою.

— Юстас… — то ли прохрипел, то ли прошептал я.

И серый полумрак разорвали яркие краски. Молнией вспыхнули в голове строчки: «И внял я неба содроганье, и горний ангелов полёт, и гад морских подводный ход, и дольней лозы прозябанье…»

Неимоверным усилием подавив первый вал эндорфинового шторма, возвращая разуму поставленную задачу, я не удержался и, хохоча на бегу, проорал мерно приближающемуся навстречу стуку сотен копыт:

— Вот это прихо-о-од!!!

Я знал, что у меня всего несколько минут для