– Когда это случится? – спросила она.

– Завтра. В восемь часов утра, – дрожащим голосом ответил Шрусбери.

– В восемь утра? То есть завтра в это же время я уже четыре часа буду мертва? Мне не хватит времени подготовиться как следует!

– Мадам, прошло два месяца, как вам зачитали приговор суда, – сказал Паулет. – У вас было достаточно времени для подготовки.

– Я бессилен что-либо сделать, – извиняющимся тоном произнес Шрусбери. – Завтра в означенное время вы умрете.

– Мне нужно… я должна позаботиться о слугах, которые пожертвовали всем ради меня: потеряв меня, они потеряют все. Мне нужно составить завещание, а я не могла этого сделать до последней минуты, так как не знала, сколько денег и ценностей у меня осталось. Мне понадобятся мои документы и учетные книги.

– Это невозможно, – ответил Паулет. – Они находятся в Лондоне, куда их увезли из Чартли.

– Пожалуйста, верните моего дорогого исповедника отца Депре. Меня разлучили с ним несколько недель назад. Теперь он нужен мне, чтобы подготовить все, что церковь считает необходимым перед смертью.

– Нет, мы не можем этого допустить, – сказал Паулет. – Это противоречит нашим законам и вероучению. Однако мы можем прислать к вам протестантского священника.

– Нет, это мне ни к чему, – ответила Мария. – Я должна умереть в той вере, в которой меня крестили.

– Мадам, жизнь будет смертью для нашей веры, а ваша смерть сохранит ее! – не сдержавшись, выпалил граф Кентский.

Мария улыбнулась, как будто он преподнес ей ценный подарок.

– Я не льщу себе мыслью, будто достойна такой смерти, но смиренно принимаю ее как залог того, что в конце концов Бог избрал меня ради нее.

Ее лицо озарилось от радости, но мужчины явно собрались уходить.

– Королева дала ответ на мою просьбу? – спросила она. – Меня похоронят во Франции?

– Мы не знаем, – ответил Шрусбери. Его голос дрогнул, и Паулет покосился на него.

– О, сэр! – воскликнул Бургойн, не скрывая слез, струившихся по его щекам. – Даже самому ничтожному человеку – нет, даже величайшему преступнику дали бы больше времени, чтобы подготовиться к смерти! Если у вас нет жалости к нашей королеве, то хотя бы пожалейте нас, ее слуг, которые окажутся нищими, если она не позаботится о них!

– Я не властен отложить казнь, – отрезал Шрусбери и вышел из комнаты. Дверь за ним закрылась.

Джейн Кеннеди в слезах бросилась на кровать. Мария посмотрела на убитых горем слуг. Внезапно она снова почувствовала себя сильной: ей предстояло много работы. Она погладила Джейн по голове.

– Вставай, Джейн Кеннеди! – громко сказала она. – Перестань плакать и приступим к делу. У нас мало времени!

Она хлопнула в ладоши, чтобы привлечь внимание остальных.

– Дети мои, разве я не говорила, что все идет к этому? Слава Богу, время пришло, и все страхи и горести остались позади. Не плачьте и не горюйте, но радуйтесь, что близится конец моих долгих страданий!

Мария встала с постели и подошла к столу, где занялась сортировкой немногих оставшихся вещей и денег, и на маленьких листочках написала имя каждого получателя. Она старалась позаботиться обо всех, втайне желая оставить им нечто большее, чем эти безделушки.

– Пусть ужин подадут раньше, чем обычно, – обратилась она к Бургойну. – Я хочу разделить с вами последнюю трапезу, а потом заняться действительно важными вещами.

Ужин подали без всяких церемоний, так как ее скипетр и помост исчезли вместе со священником. Все молча плакали, тяжело глотая и не глядя на еду.

– Вы заметили, как они сказали, что я умираю за свою веру? – спросила Мария. – Как хорошо, что я оказалась избранной для такой смерти!

Она наполнила вином большой кубок и протянула его Бургойну:

– Теперь я хочу, чтобы каждый из вас выпил за меня и произнес последний тост.

Бургойн упал на колени перед ней, поднял кубок и прошептал:

– Пусть Господь дарует вам покой.

Джейн Кеннеди тоже опустилась на колени.

– Я последую за вами даже на плаху; я никогда не отрекусь от вас и не забуду вас, – произнесла она. В ее глазах блестели слезы, но голос не дрожал. Потом она передала кубок Элизабет Карл.

– Я клянусь хранить и славить ваше имя перед всеми людьми и защищать ваше дело до конца моих дней.

– Я помог вам бежать из Лохлевена, – начал Уилл Дуглас. – А теперь должен беспомощно стоять, пока вы обрекаете себя на худшую и недостойную вас участь.

– Ах, Уилли, ты мой верный слуга. Но помни: я ухожу от моих бедствий. Королева Англии оказывает мне большую услугу.

Старый Бальтазар преклонил колени.

– Платье готово, – сказал он. – Хотел бы я предложить вам другой подарок!

– Никакой другой подарок не будет мне так же приятен, как этот, – ответила она.

Когда все слуги прошли перед Марией, она сама взяла кубок и выпила за них.

– Прощайте, мои добрые друзья. Пожалуйста, простите меня, если я обидела кого-то из вас.

После ужина Мария заняла место на стуле в дальнем конце комнаты и попросила Джейн принести ей немногие оставшиеся драгоценности, чтобы разобраться с ними. Она брала одну вещь за другой и рассматривала их.

– Это остатки моей былой роскоши, – сказала она. – Они послужат моими гонцами отсюда.

Она сняла с пальца сапфировое кольцо с большим камнем квадратной формы.

– Это для моего храброго родственника лорда Клода Гамильтона.

Остальные драгоценности отправлялись королю и королеве Франции, Екатерине Медичи и Гизам. Бургойн получил ее музыкальный альбом в бархатной обложке.

– Вспоминайте наше пение зимними вечерами, – сказала она.

Осталось совсем немного вещей.

– Эти золотые четки я возьму с собой на казнь, – решила Мария. – Но на эшафоте я передам их тебе, Джейн. Я хочу, чтобы после моей смерти их вручили Анне Дакр, верной католичке и невестке герцога Норфолкского.

Она прикоснулась к алмазу, который по-прежнему носила на шее:

– Пора снять его. Я обещала ему носить этот алмаз до самой смерти; теперь время пришло. – Она протянула алмаз Джейн. – Я также возьму на плаху медальон Agnus Dei, но хочу, чтобы потом ты взяла его, Элизабет. Он не должен достаться палачу.

Элизабет снова расплакалась.

Было уже больше девяти вечера. Оставалось составить уже начатое завещание. Мария наклонилась над письменным столом и постаралась вспомнить все, чем она еще владела. Она назначила своими душеприказчиками герцога Гиза, архиепископа Битона, епископа Лесли и дю Руссо, распорядителя ее вдовьего наследства во Франции. Она оставила распоряжение о проведении заупокойной мессы, пожертвованиях для бедных детей и священников в Реймсе и вкладе на нужды католической семинарии. Своим фрейлинам она разрешила отвезти ее карету и лошадей в Лондон и продать их, чтобы оплатить расходы по возвращению в родные места.