В голосе Анны звучит искреннее любопытство. Если ей и страшно, то страх запрятан так глубоко, что я его не замечаю. Очевидно, не только Эвелина владеет актерским мастерством. Надеюсь, у меня тоже получается. Сердце колотится так сильно, что вот-вот проломит ребра.

– От жадности, – отвечает Эвелина. – Матушка и рада бы отправить меня на виселицу, только родителям деньги были нужны больше. Судя по всему, о моей свадьбе долго договаривались, а месяц назад я получила от матери письмо, где было сказано, что, если я не соглашусь выйти замуж за Рейвенкорта, меня сдадут властям. Сегодняшнее унизительное торжество устроили как возмездие за смерть Томаса.

– И в отместку вы убили родителей? – спрашивает Анна.

– Ну, отца я убила, потому что мы с Майклом так уговорились: он убивает Фелисити, а я – отца. Майклу надоело дожидаться наследства. А еще он вошел в долю с Кольриджем, хочет перекупить у Стэнуина все компрометирующие сведения.

– Значит, под окном сторожки остался отпечаток вашего ботинка, – вслух рассуждаю я. – И записку тоже написали вы.

– Иначе Майкла обвинили бы в убийстве отца, а нам это совсем ни к чему, – говорит Эвелина. – Вдобавок, как только я уеду отсюда, то сменю имя, и меня никто не найдет.

– А почему вы убили мать?

– Я прекрасно жила в Париже… – В голосе Эвелины впервые прорезается злость. – Если б она не продала меня Рейвенкорту, то мы бы с ней так никогда и не увиделись. Так что она сама виновата в своей смерти.

Деревья расступаются, мы выходим на задний двор сторожки, к входу на кухню, куда подставная Эвелина утром привела Белла.

– А кто все это время притворялся вами?

– Фелисити Мэддокс. Насколько я понимаю, она мошенница, – невнятно объясняет Эвелина. – Ее нанял Стэнуин. Майкл объяснил ему, что родители хотят под видом меня подсунуть Рейвенкорту кого-нибудь другого, и пообещал половину суммы, которую Рейвенкорт должен был выплатить семье невесты.

– А Стэнуин знал о ваших планах? – спрашивает Анна.

– Ему было все равно. – Эвелина пожимает плечами, жестом велит мне открыть дверь. – Фелисити – гнусная особа. Какой-то полицейский сегодня хотел ей помочь, а она, вместо того чтобы во всем признаться, прибежала к Майклу и потребовала у него денег за свое молчание. Таких надо уничтожать, как тараканов. Ее убийство я совершила на благо общества.

– А Миллисент Дарби вы тоже убили на благо общества?

– Ах, Миллисент! – мечтательно произносит Эвелина. – В свое время она вела себя похлеще, чем ее драгоценный сынок. А к старости подрастеряла пыл.

Мы входим на кухню, направляемся в коридор. В доме тихо, все обитатели мертвы. На стене ярко горит лампа – свидетельство того, что Эвелина с самого начала хотела сюда вернуться.

– Миллисент вас узнала. – Я трогаю лоскут обоев; все происходящее кажется сном, хочется коснуться чего-нибудь плотного, осязаемого. – Она заметила вас в бальной зале, рядом с Фелисити, – продолжаю я, вспомнив прогулку Миллисент и Дарби. – Она знала вас с детства, ее не обманул ни наряд камеристки, ни новые портреты Голда. Миллисент сразу поняла, кто вы такая.

– Ну да, она пришла на кухню, стала у меня выпытывать, что я задумала, – кивает Эвелина. – Я объяснила ей, что это такая шутка, специально для маскарада, и старуха мне поверила.

Я оглядываюсь по сторонам в поисках Чумного Лекаря, но его по-прежнему нет. Мои надежды тают. Он не догадывается, где мы, а значит, не узнает ни о храбрости Анны, ни о том, что она нашла ответ на его загадку. Нас ждет смерть от руки обезумевшей убийцы. Все пропало.

– А как вы ее убили? – спрашиваю я, тяну время, лихорадочно придумываю, как бы нам спастись.

– Я украла у доктора Дикки веронал, растолкла таблетки в порошок и подсыпала Миллисент в чай. Когда старуха уснула, я задушила ее подушкой, а потом позвала Дикки, – радостно сообщает Эвелина, будто вспоминает какой-то забавный эпизод из прошлого в компании добрых друзей. – Он увидел на прикроватном столике свой веронал и сразу понял, что его обвинят в соучастии. Вот поэтому я обожаю продажные натуры, они всегда остаются продажными.

– Значит, он спрятал веронал и объявил, что Миллисент умерла от сердечного приступа, – вздыхаю я.

– Ой, да не расстраивайтесь вы попусту! – Она тычет мне в спину дулом револьвера. – Миллисент Дарби умерла, как жила, – расчетливо и элегантно. Поверьте, я ей сделала подарок. Не каждому доведется умереть так красиво.

Я опасаюсь, что она ведет нас в кабинет, где в кресле сидит мертвый лорд Хардкасл, но Эвелина вталкивает нас в дверь напротив. Это небольшая столовая. Посередине комнаты стоит квадратный стол и четыре стула. Лампа освещает две дорожные сумки в углу, битком набитые драгоценностями, одеждой и безделушками, украденными из особняка.

Новая жизнь Эвелины начнется там, где окончится наша.

Голд, с его артистической натурой, восторгается симметричностью развязки.

Эвелина опускает лампу на стол, жестом велит нам встать на колени. Глаза у нее блестят, на щеках играет румянец.

Окно выходит на дорогу, но Чумного Лекаря все нет.

– Время истекло, – объявляет Эвелина и прицеливается.

«Остался последний ход».

– А зачем вы убили Майкла? – укоризненно спрашиваю я.

Улыбка Эвелины сменяется недоуменной гримасой.

– Вы о чем?

– Вы подсыпали ему яд, – продолжаю я. – Все только и говорили о том, как вы с Майклом близки, как вы его любите. Он даже не подозревал, что вы убили Томаса и мать. Вы не хотели, чтобы он о вас плохо подумал. А потом все равно убили, безжалостно, как всех остальных.

Она растерянно смотрит на нас, рука с револьвером подрагивает.

– Вы лжете! Майкла я никогда в жизни не трону, – испуганно говорит Эвелина.

– Я сам видел, как он умер.

Она ударяет меня револьвером, в кровь разбивает губу.

Я не успеваю выхватить у нее оружие.

Она торопливо отступает на шаг, прерывисто вздыхает, сверкая глазами:

– Не лгите!

– Это правда, – возражает Анна, обнимая меня за плечи.

По щекам Эвелины катятся слезы, губы дрожат. Она любит брата безумно, тлетворно, но искренне, что делает ее еще чудовищнее.

– Я не… – Она рвет на себе волосы, умоляюще глядит на нас. – Он знал, что я не хочу замуж за… Он пытался мне помочь. Он убил ее ради меня, чтобы сделать меня свободной… он меня любил…

– А вы его убили, – повторяю я. – Испугались, что он пожалеет Фелисити, поэтому напоили ее отравленным виски перед тем, как она вышла к пруду.

– И не предупредили об этом Майкла, – подхватывает Анна. – А он допил оставшийся виски, когда Раштон его допрашивал.

Эвелина опускает револьвер. Я хочу метнуться к ней, но Анна обнимает меня крепче и шепчет на ухо, едва заметно кивая на окно: