что за столом раздался недружный смех. В основном надрывалась мама, Никита, к примеру, даже не расщедрился на скупенькое «ха».

- Так сколько в итоге стоил костюм, - переспросила я.

- Шесть тысяч, милая. – Он сжал меня за локоть. - Если быть точным, то шесть тысяч триста . Я то думал шестьсот тридцать, у этих немцев с цифрами совсем туго.

О цифрах Савранский мог говорить долго. Особенно если исчислялись они в тысячах, и речь шла о деньгах, а не конфетах. Он часами рассказывал, как купил, сторговался, обменял, или продал. Преувеличивая или преуменьшая в выгодную ему сторону.

- Почему туго? Я думала немцы и точность это одно и тоже, - я вытащила его руку из захвата и облизнула губы. Кеша, следивший за моим лицом, нервно сглотнул.

- Ну, это, - он откашлялся, - да, с цифрами у них все неплохо. Но они же называют их задом наперед. Вместо тридцать два говорят два и тридцать. А вместо тысяча семьсот могут сказать семнадцать сотен.

- Вот это да. А как бы они сказали, ну, к примеру, тысяча пятьсот сорок пять.

- О, это интересно. Пятнадцать сотен пять и сорок?

- Да ну?! – Засмеялась я. – Чудеса. А сколько будет тысяча восемьсот двадцать шесть.

- Восемнадцать сотен шесть и двадцать.

- А сколько будет тысяча триста шестьдесят два?

- Тринадцать сотен два и шестьдесят.

- Ага. А сколько денег ты предложил Тимуру?

- Двести тысяч ровно, - рассмеялся Кеша и замолк, когда понял, что именно он сказал.

Судя по куполу тишины, накрывшему наш стол, все присутствующие слушали этот диалог. И все присутствующие, включая мою глуховатую ба, услышали каждое сказанное слово. Реакция оказалась предсказуемо разной.

Тома ничего не поняла, Никита демонстративно хлопнул себя по лбу, бабушка залпом выпила бокал шампанского и скривилась, осознав, что оно безалкогольное. Свекр взял телефон, чтобы что-то проверить. Отец отложил приборы и с удивлением посмотрел на Кешу.

Только один человек из моей семьи не потерял обладания.

Мамочка. Она нарезала стейк на тонкие, почти пергаментные полоски и улыбалась. Как Горгона Медуза улыбается при виде очередной заточенной в камень фигуры.

- Да что вы все поникли, - весело рассмеялась я. – Ерунда какая, Кеш, ты не переживай. Все равно ты не смог обскакать мамулю, которая угрожала Тимуру миграционной полицией. Правда, мам?

На этот раз шлепок по лбу со стороны Никиты был громче, а улыбка мамы стала еще ядовитее.

Отец перевел взгляд на свою жену. В глазах его плескалось такое недоумение, что я поняла сразу – он ни о чем не знал. Не потому что бедного папочку обманула лесная ведьма, а потому что тот не хотел ничего знать.

Трудно разбудить того, кто только делает вид, что спит.

Ему было удобно не вникать во все, что происходит за его спиной. Мне до недавнего времени тоже.

- Настастья, - мама картинно растягивала гласные в ненавистном мне имени. – Может, отложим драму до более подходящего дня? Не будь эгоисткой, не порть такой праздник своему отцу и своим близким людям.

- А у меня есть близкие люди? – Мои брови взлетели вверх. – Вот уж не знала. Думала, меня как Маугли, воспитала волчья стая. Да и то, те человечнее вас будут.

- Настенька, - тихо прошептал отец, но я его не слышала.

Скинула салфетку с колен и встала, чуть пошатываясь от ощущения пустоты внутри. Я теперь как корабль без якоря – ничто не держит, некуда плыть, никак не пришвартоваться к берегу, потому что больше нечем цепляться за дно.

- Настя, твоя истерика сейчас совершенно неуместна.

Мамино шипенье походило на змеиное. Моя дорогая Каа. Она единственная, кто смотрел мне в глаза, все остальные старались отвернуться. А мама нет. Гипнотизировала своим желтым взглядом, и искренне удивилась, когда я не села послушно на место после ее просьбы.

Такого бунтарства она от меня не ждала.

- Ты вернешься? – ноты в ее голосе срывались на истерические. – Скоро начнется официальная программа, если ты уйдешь сейчас, будет скандал!

Обернулась, посмотрела на родные джунгли и рассмеялась. Господи, как же все это смешно! Смешно и жалко, совсем нереалистично, потому что в жизни так не бывает.

А поди ты…

Я торопливо шла по холлу ресторана. Ко мне то и дело подходили официанты и слепили глаза золотом убогих нарядов. Они думали, что я заблудилась и не могу найти банкет. Сначала я отвечала, потом игнорировала, третьего мальчика просто послала в жопу. Тот понятливо отступил назад и больше меня никто не беспокоил. Только на пороге кто-то окликнул по имени.

- Ну, что вам еще надо?!

Развернувшись, я увидела отца.

- Насть, - тот мялся и не знал, куда деть собственные руки. То ли обнять меня, то ли заложить их за спину, чтобы придать себе более независимый вид. Почему-то он выбрал второе и сцепил пальцы в замок у себя за спиной. – Насть, ты это… вернешься?

- Нет.

- Понимаю, - косматая голова опустилась вниз. – Ты, наверное, очень зла?

- Не на вас, - честно ответила я.

Потому что это было так. Больше всего на свете я сейчас винила себя. Прав Тимур. Ой, как прав. Я оказалась ссыкухой, которая просто испугалась жить в новой реальности без костылей в виде семьи, фамилии, купленного за чужой счет дома, работы, на которую тоже когда-то устроилась не сама, и окружения, которому нужно соответствовать.

Из моего собственного на мне была пижама с корги да комплексы. Пижама стала большой после похудения, от комплексов избавил Тимур и вот чем я ему за это отплатила.

- Насть, - мягко начал папа и я уж подумала, он станет уговаривать меня вернуться обратно на банкет, но тот удивил: - если хочешь развестись, то делай это прямо сейчас. Потом может не наступить, понимаешь? Момент чтобы поменять свою жизнь всегда неподходящий, тебе всегда что-то будет мешать. Сегодня моя клиника, завтра в ЗАГСе выходной, послезавтра у Никиты может ребенок родится и ты станешь бабушкой. Так что просто бери и делай. Я против не буду.

Несколько секунд я с удивлением смотрела на отца. Он выглядел до того уставшим, что стало понятно, нет такого отдыха, который смог бы вернуть его обратно. Потому что папа устал не от работы. Он жить так устал. И сейчас отпускал меня из той клетки, в которой застрял сам.