Тимур постарался убрать с шеи мою руку, но я только еще крепче вцепилась в него. Не пущу. Костьми лягу, но не отпущу его никуда!

- Девочка, не надо. Тебе ведь самой плохо.

- Мне хорошо, - из чистого упрямства отвечала я.

- Плохо. А будет еще хуже, когда ты поймешь, что рядом с тобой не тот человек, а сама ты изменилась и стала походить на Савранского.

- На кого?!

Меня продрал смех, а на глазах заблестели истерические слезы. Он сейчас серьезно? Я и мой бывший? Трусливый, амбициозный, лысеющий дядька? У нас с ним ничего общего, просто ничего!

- Это глупости, Тим!

- Да? Ну, тогда слушай, и загибай пальцы. Как часто ты стала задерживаться по вечерам и работать в выходные?

- Но это другое.

- Разумеется, девочка. А еще другое продавливать всех под свои желания. Игнорировать чужие потребности. Уходить от обязательств под очень важным предлогом. Не знакомить меня ни с кем из своего окружения, потому что в глубине души, ты не считаешь меня ровней. Стесняешься и потому пытаешься изменить под какие-то свои критерии. Хотя нет, если бы они были твоими! Ты просто старалась угодить своей маме. Чтобы и она, и люди вокруг были довольны! И чем ты отличаешься от Савранского? Тем, что он лебезит перед отцом, а ты выбрала круг пошире?

- Стоп, погоди…

- Не перебивай, - Спокойно ответил он, и, пересадив меня со своих колен обратно на кровать, встал. - Я ведь тебя слушал. Так что сейчас послушай и ты. Наша проблема не в костюме, если бы только в нем. И не в потраченных деньгах, которые я планировал пустить на другие цели. И даже не в том, что ты приняла такое решение сама, зная, что оно мне неприятно. Просто костюм я бы проглотил.

- Хорошо. Что еще?

- Да все. Все вокруг, Настя! – Тимур посмотрел на скомканное на полу покрывало и презрительно выдавил: - даже чертовы одеяла.

- С ними что не так? Я специально для тебя купила собственный плед! Из верблюжьей шерсти!

- Да хоть из лапок австралийских пауков! Ну, не должны мужик и баба спать под разными одеялами! Если делим все, то пополам - жизнь, проблемы, кровать! А по-другому я не хочу и ты об этом знала! Знала ведь?! А потом притащила этот свой альпаковый всратый плед и гордо сказала, что со мной тебе спать жарко!

- Но ведь жарко же!

- Тогда открой окно! – Прокричал со всей дури Тимур. - Тебе жарко, тебе не нравится, но и мне много чего не нравится! Я хоть когда пенял тебе это? Обижал, делал так, чтобы ты мучилась? Нет же, каждый раз выворачивался мясом наружу, чтоб только Настеньке было хорошо! А мне в ответ пледом по морде и костюм, чтоб в гробу самый красивый лежал!!!

- Я не понимаю…

Меня так душило, что стало трудно говорить. Я сглотнула и заморгала быстро-быстро, хлопала ресницами как бабочка крыльями, лишь бы прогнать эти дурацкие слезы. Лишь бы не заплакать сейчас!

Некоторое время мы молчали. Я сидела на кровати и смотрела, как гора вещей медленно тает, перебираясь с кровати в чемодан. Рядом с ним выросло несколько пакетов и большой рюкзак. В комнате становилось чище, сначала на полу появились островки пустого пространства, а потом Тимур спрятал последнюю вешалку в шкаф, и все стало так, как раньше.

Кроме одного. Гигантского набитого чемодана, который так и бросался в глаза, сколько бы я не отводила взгляд. Тимур попытался его застегнуть, но молния натяжно скрипнула и застряла. Так бывает, если пытаешься засунуть в чемодан всю свою жизнь. Ее пестрые, как лоскутное одеяло углы будут прорываться наружу, рваться на свободу, не дадут себя забыть. Когда Тим снова вцепился в замок, я попросила:

- Погоди, дай помогу.

Я опустилась на ковер, придавила руками крышку, упершись в пол коленом, пока Тим изо всех сил тянул на себя бегунок. Молния сопротивлялась еще пару секунд, а потом медленно поехала вверх, издав на прощанье последний всхлип.

- Вот и все, - еле слышно произнес Тимур.

- Не уезжай, пожалуйста, - еще тише чем он попросила я. Пальцы, которые я держала на чемодане, нервно дрожали. Но голос все так же не выдавал никаких эмоций. Будто и не было их вовсе. – Останься. Я ведь… я прошу у тебя прощения… я все понимаю… я больше не буду…

В комнате было так тихо, что голос Тимура прозвучал разорвавшейся в воздухе бомбой. Громкой, неумолимой, безжалостной, с калечащими нутро словами-снарядами.

- Надолго?

- Что надолго?

- Осознание это – надолго? На сколько нас с тобой хватит до новой ссоры, Насть? Неделю продержимся? Или даже месяц, да? А потом опять по новой. И опять я ругаю себя, что однажды уступил, а ты плачешь от того, что не понимаешь, что же не так. Ты же искренне не понимаешь, верно? Настя, я хочу жить с тобой. С тобой и твоими детьми, но не с призраком бывшего мужа, табором родственников, перед которыми лучше ходить на задних лапках, со свекром, который разрешил мне срать в его сортире, с твоими тараканами и попытками доказать всем, какая ты хорошая! А всем на тебя чхать и в конце останешься только ты, и тот, кто будет рядом. Даже дети когда-нибудь уедут от тебя, они и должны уехать, это правильно, это верно! И что дальше? Надорванная от работы спина и моя нищенская пенсия, потому что, уж прости, с этих доходов я едва смогу что-то отложить. – Он замолк и внимательно посмотрел на меня своими черными глазами, как сканер, как рентген, который обнажает тебя до кожи, до самых костей, до нутра, чтобы разворошить и оставить. – Насть, поехали со мной? Прямо сейчас соберем вещи и поедем?

- Сейчас?!

- А чего ждать? Мы есть, чемодан я перетрушу, чтобы твое барахло тоже влезло. Билеты купим, курочку зажарим, яйца эти вареные, чай в подстаканниках, сканворды. Семь часов и мы уже в Петербурге.

- Но ведь ты можешь найти работу здесь, - всхлипнула я.

- Могу. Через год, через полгода, может мне очень повезет, и я найду ее через месяц, только не уверен, что мы с тобой за это время не сгрызем друг друга.

- Я могу попросить отца… найти связи…

- Вот