и нужды в ней тоже: если я куда еду, то только с Гариком. Танька уже закончила свой колледж и теперь работает медсестрой в госпитале на Кингсхайвей. Я живу в этом районе, а она работает здесь. Так что на обеденный перерыв, если удается, она прикатывает ко мне на своей зачуханной тачке, которую недавно купила, и мы выходим с ней куда-нибудь ненадолго.

– Если бы я могла, я взяла бы тебя за ручку и повела прямо. Ну, как мне тебя заставить понять?! – продолжает Танька.

– Ты считаешь, что все мои проблемы лишь оттого, что я не работаю… – угрюмо говорю я.

– Нет. Не так ты меня поняла.

– Ну, оттого, что я не зарабатываю денег, «несерьезно отношусь к жизни», как ты это называешь…

– Вот! Несерьезно относишься к жизни. Даже не столько сами деньги. Мужик не может тебя воспринимать серьезно. А ты вот пойди куда-то, почувствуй себя независимой, начни строить карьеру.

– Какую карьеру…

– Да любую. Хочешь медсестрой, как я. Хочешь, бухгалтером. Хочешь, бьютишеном. Да миллион вариантов. Было бы желание. Извини меня, твои эти работы официанткой, по одному месяцу в году – это несерьезно.

– Я же не прошу у Гарика денег на свое содержание. Я живу себе, его не тревожу просьбами. Мне хватает моего пособия и месячной зарплаты – на весь год. Я предпочитаю меньше тратить, но быть свободной. Что в этом плохого?

– Ты не просишь, может быть… Но он же не дурак, он понимает, если что, – то все на его плечах. Да еще у тебя ребенок. Дело не в самих деньгах. Дело в твоем отношении к жизни. Ты – не от мира сего! Мужчине трудно тебя воспринять.

– То есть, я должна стать трафаретной. Такой, как все.

– Да. А так, ты белая ворона. Я уверена, что именно в этом проблема! А какая ж еще? Посмотри на себя и посмотри на него. Ты, когда на ноги встанешь, ты на него смотреть не захочешь. А так, он еще носом вертит… Поверь! Вот попробуй, возьмись за ум! Ты увидишь, как его отношение к тебе сразу изменится. А пластическая операция – это бред. Ты и так для него слишком красивая. Ты взгляни на него! Тоже мне, Аполлон Бельведерский.

Я тяжело вздыхаю. Кто его знает, может, в самом деле Танька права? Должна же быть в конце концов какая-то причина…

Танька убегает на свою работу, а я остаюсь бродить по улицам.

Итак, если я стану одной из них, то есть конкурентоспособной по меркам этого реального мира, затем переплюну их всех, по их же меркам успеха, тогда – я стану завидной невестой. Меня станут воспринимать всерьез.

Как мне хочется доказать Гарику, что я могу гораздо больше, чем он думает! Утереть ему нос. Может, действительно, в этом все дело?

«А нужно ли тебе это? Любовь за успехи, за чисто внешнюю муру?» – спрашиваю я себя. – «Опомнись! Ту бескорыстную любовь, когда любят просто тебя, просто за то, что ты – это ты, никогда не найдешь. Неужели ты не поняла еще? Ты ищешь утопию. Фильмы про любовь тебя обманули. Нет такого в реальности», – отвечает мне же самой, другой голос, внутри меня.

Значит, остается два выбора: или приспособиться к мужчинам, которые есть, или отречься от мужчин вообще. Жизнь без мужчины, без любви для меня нереальна. Значит, я должна приспособиться.

Я должна дать мужчине то, что ему необходимо, для того чтобы он смог полюбить меня. Из всех мужчин, которых я когда-либо встречала в эмиграции, Гарик больше всех способен понять меня. Если я не смогу удержать его, значит, я никого не смогу удержать. Да мне самой никто другой не нужен. Нет таких денег, за которые я бы продала свою свободу, но ради любви… Ради любви – я готова на все! Даже идти в рабство. Конечно, потом я обязательно вернусь к творчеству. Возможно, сейчас мне нужно отвлечься на муру, чтобы доказать Гарику, что меня в общем-то нужно воспринимать всерьез.

* * *

Я иду по Кингсхайвей. Продуктовый магазин. Его держат русские. Одесситы. Муж и жена. Они даже по-русски разговаривать не умеют. Неужели я не осилю, как они, ведение продуктового магазина? Конечно, я не знаю специфики бизнеса, но ведь этому можно научиться.

Я захожу в магазин. Красивые витрины. Разные сорта колбас, сыров, хлеба… Вот аккуратно уложенные в ряд крупы, вот бутылки с минеральной водой… Каждый день нужно будет принимать товар, вести учет всем колбаскам, всем крупам, всем бутылочкам и баночкам. Это же голова совсем квадратная станет. Все эти продукты так, шутя, невозможно ежедневно контролировать. Этому нужно отдать все свое внимание, кучу своего времени. Придешь домой из такой лавки, будет уже не до творчества. Книги читать будет некогда. А ты и так их не читаешь. Постоянно пребываешь в маразме. Нет, так хоть есть надежда из маразма выбраться, а из этой лавки уже назад дороги нет. Проведи несколько лет, полностью погруженная в булочки и бутылочки, и в тебе умрут последние остатки духовного. И без того, ты уже сильно отстала в своем развитии.

Я выхожу из русского магазина и иду дальше. Прачечная. Это целый день заниматься стиркой белья. Одну партию постираешь, новую принесут, и эту постираешь, а тебе снова принесут, и так – бесконечно. Нет, мне это не выдержать. Я на третий день утоплюсь. Стричь волосы по сто раз в день, тоже не для меня. Что же, что же для меня? Для меня в этом мире – места нет. Мы ведь это уже сто раз проходили. Кругами.

На Кингсхайвей все та же Америка, что на Авеню Ю. Дело даже вовсе не в том, что мне не выдержать, просто я не могу не понимать элементарное: «то, на чем ты концентрируешься, – растет в твоей жизни». И наоборот: «что не упражняется – умирает». Наступит духовная смерть. Я уже буду не я, а овощ. Зато, работающая, как все! Преуспевающая. От мира «сего». Тогда меня будет невозможно любить из-за того, что я овощ. О! А как насчет большой аптеки? Здесь бизнес посерьезней. И доход здесь, похоже, внушительный.

Я вхожу в аптеку. Огромные ряды: шампуни, кремы, лекарства, зубные щетки, отдел конфет, электроприборы… Перечислять все, что продается в аптеке, не хватит года. А я буду должна все это контролировать. Следить за порядком. Выносить из подвала ящики с запыленным товаром, вытирать пыль и выставлять товары на полки. Или следить за тем, чтобы мои рабочие все это исправно делали. Моя жизнь утонет в этих пыльных ящиках,