я безошибочно знаю, испанец меня не согреет. Меня может согреть и успокоить только свой.

Тот, который знает все книги, все песни, все стихи… Как Гарик. Если я начну одну строку в любой песне, он тут же ее сможет продолжить. Если я начну читать стихотворение, он тут же узнает, что это и кто написал. С Гариком можно обсудить любую книгу… А без этого всего – что может меня связывать с человеком? Какие стихи я смогу обсуждать с арабами? Какие книги – с испанцами?

Молодежь здесь, кроме марихуаны и баров, ничего не знает и знать не хочет.

В Гарике сосредоточен тот мир, который мне жизненно необходим.

Здесь, вдали от родины, это становится критическим условием; хоть через мужчину питаться всем тем, чем я не могу питаться от окружающего мира. Живя в Союзе, я бы могла полюбить и испанца, и американца. Там, в Союзе, было сколько угодно этого всего, чему с трудом можно дать название, и один лишь «нерусский» мужчина был возможен, когда все остальное было «свое». Здесь, где я задыхаюсь без своей утерянной дома сути, мужчина, именно «русский» мужчина, и не просто «русский», а русский интеллектуал – катастрофически необходим для спасения.

Оказывается, можно умереть и физически из-за погибели души.

Моя душа умирает без пищи. Вследствие этого я физически умираю.

Улицы чужие, чужие люди, фильмы чужие, идеалы чужие, все чужое – родной мужчина только и может спасти!

Я иду, и меня знобит от холода, хотя все уже ходят в летнем. Меня просто колотит, и зуб на зуб не попадает от этого оживленного бурления кишащей людьми улицы. Меня колотит оттого, что я, максимально напрягая все внутренние силы, с отчаянием тонущего ищу спасения и – не нахожу.

Вот, вижу, идут навстречу сгорбленные, трясущиеся, еле-еле передвигая свои ноги и крепко держась друг за друга старичок и старушка. Эта картина неожиданно поражает меня: вот, когда можно уже совершенно не бояться потерять любимого! Здесь уже только смерть разлучит! Ну, что – согласна поменяться местами с этой старушкой? Зато ты приобретешь надежную привязанность Гарика. Хотела бы поменяться с ними местами? Да или нет?

Хоть я и задавала себе этот вопрос с сарказмом, к своему ужасу и изумлению, я чувствовала, что усталость от нестабильности моих личных взаимоотношений была уже настолько велика, что я, пожалуй, согласилась бы и на это. Только бы приобрести эту уверенность в нем, в Гарике.

* * *

В лихорадке отчаянно прыгающих неонов, словно спасательный круг, показалась на краю темнеющего неба переливающаяся вывеска: «Ликерз».

Дома, распечатав бутылку, я наливаю себе три унции водки, пью залпом, запиваю простой водой из-под крана, и, покуда я еще споласкиваю стакан и склоняюсь к холодильнику, чтобы отдать ему бутылку, я уже чувствую, как приятное тепло разливается у меня под ложечкой, растекается по телу, как приятно качаются на волнах продукты в холодильнике, пол на кухне, мысли в голове… Я иду в спальню, с наслаждением переставая чувствовать свои ноги. Я плюхаюсь на постель, и она, как челнок на воде, качается и плывет. Я ложусь, созерцая эту качку, и мало-помалу, тяжелая глыба в моей груди становится невесомой, как щепка на воде.

* * *

Телефонный звонок.

– Ну, как дела? – спрашивает Инка.

– Нет в жизни счастья, – вяло отвечаю я.

– Чехго так пло-охо?

– Не любят меня мужчины. Помираю без любви.

– А-а-а… Так этот вопрос решить очень просто. Я вот, например, по своему опыту скажу: мне помогхло. У меня раньше тоже с любовью проблемы были. Я решила этот вопрос.

– Серьезно? – заинтересованно спрашиваю я и сажусь на постели из лежачего положения.

– Сделай себе пластическую операцию.

– Пластическую операцию? – разочарована я.

– Что ты так разочарована?! Ты знаешь, как на мужика действует женская красота?! Они же мужики! Ты не суди о них по себе. Это тебе нужна, там, душа и все такое прочее. Мужикам нужно мясо. Им нужна твоя красота. Вот ты увидишь, как изменится его отношение к тебе! Поверь просто мне на слово.

– От пластической операции?

– Я себе три операции сделала. Нос выправила. Гхрудь увеличила. И… гхубам придала такую сексопильность, понимаешь?

– Три операции?!

– Да. Я женщина-гхерой!

– Ну и что, есть толк от этих твоих операций?

– А то же! Стала бы я их делать, если б толку не было. Я этому у жены Эдика научилась. Эдик ей изменял вовсю. А на нее никто смотреть не хотел, такая была страшная. С гхоря она понаделала себе пластических операций, и, что ты думаешь? Стала такой симпатичной, теперь мужики за нее дерутся. У нее теперь четыре любовника.

– Четыре любовника??? – выше моей способности понять, зачем одной бабе четыре (!) любовника.

– Да. Она ненасытная. Ей нравится. Вот и я себе решила сделать. Ты же видела мою гхрудь?

– Видела. Неужели это как-то изменило отношение мужчин к тебе?

– Стала бы я тебе врать! На х… нужно?

– А твоему Саймону о’кей, что ты матом ругаешься?

– Здесь все рухгаются матом. Здесь, как в зоне: хгод за пять идет, и все матом рухгаются. Такая здесь жизнь, все обозленные ходят. Ну так, короче…

– Короче… Что же изменилось в твоих отношениях с мужиками?

– Раньше они меня выбирали. Теперь я их. Я могу выбрать себе любогхо!

– Из-за пластической операции???

– А как же!

* * *

Позвонила Танька. Услышав о пластической операции, Танька раскричалась:

– Ты что, спятила! Какую операцию?! Да пойми ты, пойми наконец, что не во внешности твоей дело!

– А в чем? В чем – дело?

– Не знаю. В чем угодно, только не во внешности. У тебя нормальное лицо. Даже интересное лицо. Ох, встретила бы я этого Гарика где-нибудь в темном углу!

– Женская красота – один из главных факторов, возбуждающих мужскую любовь, – возразила я. – Испокон веков поэтами, писателями, художниками воспевалась женская красота. Именно красота. Не душа ее, не личность, а ее плечи, ее глаза, ее походка, ее волосы. Для мужчин чисто физическая красота гораздо важнее, чем мы думаем.

– Может быть. Я не спорю с тобой. Но у тебя нормальная внешность. Откуда у тебя появились эти комплексы? Ты очень симпатичная девочка.

– А что ты можешь еще сказать? Ты не из тех, кто мог бы в лицо сказать неприятную правду.

– Если уж ты хочешь услышать неприятную правду, тогда я скажу. Я думаю, тебе не пластическую операцию нужно сделать, а мозги поменять.

– Мозги – это единственное во мне, чем я могу гордиться. Только мозги не возбуждают мужскую любовь.

– Да-а… да… Может быть, ты и неглупая девочка, только