Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы росли вместе, Виктор и я. Вместе учились в Мальборо и в один год поступили в Кембридж. В те дни я был его ближайшим другом, и если после окончания университета мы виделись не часто, это происходило только потому, что жизнь наша сложилась по-разному: моя работа требовала постоянных поездок за границу, а Виктор был занят своим поместьем в Шропшире. Но когда мы встречались, дружба наша продолжалась, и никогда не возникало ощущения, что разлука отдаляет нас друг от друга.
Работа поглощала все мое время, и то же можно сказать и о Викторе, но все же у нас было достаточно денег и досуга, и мы могли отдавать его нашему любимому занятию — хождению в горы. Современный альпинист, прекрасно оснащенный и подготовленный по всем правилам науки, счел бы наши экспедиции любительскими от начала до конца — я говорю о поистине идиллической поре до Первой мировой войны, — и, оглядываясь назад в прошлое, не могу не признать, что, очевидно, таковыми они и были. И конечно же, нельзя назвать альпинистами-профессионалами двух молодых людей, которые цепляются ногами и руками за выступы скал где-нибудь в Кэмберленде или Южном Уэльсе, а потом, набравшись опыта, решаются на более рискованный подъем в Южной Европе.
С годами мы стали менее безрассудными, научились считаться с погодой и уважать горы — обращаться с ними не как с врагом, которого надо одолеть, а как с союзником, чье доброе отношение нужно завоевать. Мы с Виктором ходили в горы не из любви к опасным приключениям и не потому, что нам хотелось добавить очередную вершину к списку наших достижений. Мы ходили в горы потому, что нам этого хотелось, и потому, что мы их любили.
Настроение у гор бывает еще капризнее, еще переменчивее, чем у женщины, и приносит нам то радость, то страх, то вдруг несказанное отдохновение. Зов гор невозможно объяснить. В былые времена, вероятнее всего, это было стремление достичь звезд. Но возымей человек подобное желание в наши дни, он может купить билет на самолет и почувствовать себя хозяином неба. Хотя при этом под ногой у него не будет уступа скалы, не будет ветра в лицо и он не услышит тишины, какая приходит только в высоких горах.
Лучшие часы моей молодости я провел в горах. Эту жажду растратить, расплескать всю энергию, выкинуть из головы все мысли, слиться с горами и стать ничем, просто пятнышком в небе мы с Виктором называли горной лихорадкой. Виктор после нее восстанавливал силы гораздо быстрее, чем я.
Прежде чем решиться на спуск, он тщательно и педантично осматривался вокруг, пока я, еще завороженный чудом, грезил, сам не понимая о чем. Испытание на выносливость мы выдержали, вершина была взята, но оставалось нечто не поддающееся определению, что еще предстояло завоевать. Мне всегда в этом было отказано, в опыте, который, как я надеялся, когда-нибудь придет, хотя какой-то голос твердил, что во всем виноват я сам. Но, несмотря ни на что, это было самое прекрасное время, лучшее в моей жизни…
Как-то летом, вскоре после моего возвращения из поездки по делам в Канаду, пришло крайне взволнованное письмо от Виктора. Он писал, что помолвлен и что в ближайшее время состоится бракосочетание. Его невеста — самая очаровательная девушка на свете. Он спрашивал, не соглашусь ли я быть шафером на их свадьбе. Я сразу же ответил и, как принято в таких случаях, выразил свою искреннюю радость, поздравил его и от всей души пожелал счастья. Однако сам я, убежденный холостяк, с грустью подумал, что потерял еще одного друга, притом лучшего, который теперь увязнет в семейном болоте.
Невеста — валлийка и живет в Уэльсе, через границу от его поместья в Шропшире. «Ты не поверишь, — писал он в следующем письме, — она ни разу не была на Сноудоне. Придется мне взять ее воспитание в свои руки». Я с трудом мог представить себе долю более тяжкую, чем тащить в горы совершенно нетренированную девицу, где бы эти горы ни находились.
В третьем письме Виктор сообщил, что они с невестой приезжают в Лондон — они готовятся к свадьбе, и многое еще предстоит купить и сделать. Даже не знаю, что я ожидал увидеть — скорее всего маленькое крепенькое существо, черноволосое, с живыми глазами, и, уж конечно, не ослепительную красавицу, которая сделала шаг мне навстречу и, протянув руку, сказала: «Я — Анна».
В годы перед Первой мировой войной молодые женщины не употребляли косметики. На губах Анны не было помады, и низко спущенные золотые волосы закрывали уши. Помню, я уставился на нее, не в силах отвести глаз от прелестного лица. Виктор, довольный произведенным эффектом, рассмеялся.
— Что я тебе говорил? — сказал он.
Мы сели за столик и сразу же все трое стали непринужденно и весело болтать. Сдержанность, несомненно, была одной из главных сторон обаяния Анны, но так как она знала, что я ближайший друг Виктора, она приняла меня с первой минуты, и, кроме того, мне показалось, я ей понравился.
Я подумал, что Виктору невероятно повезло. Все мои сомнения насчет его брака рассеялись, как только я увидел Анну. Примерно в середине завтрака разговор зашел о горах и горных походах, что случалось всякий раз, стоило нам с Виктором встретиться.
— Итак, вы выходите замуж за человека, обуреваемого страстью лазать по горам, а сами никогда не поднимались на Сноудон, который у вас под боком, — сказал я.
— Нет, никогда там не была.
Меня удивило какое-то едва заметное колебание в ее голосе, и морщинка легла на переносицу между ее прекрасными очами.
— Но почему? Родиться валлийкой и не побывать на самой высокой вершине Уэльса — это граничит с преступлением.
Виктор прервал меня.
— Анна боится, — сказал он. — Каждый раз, когда я предлагаю ей прогулку в горы, она отыскивает предлог, чтобы не пойти.
Анна мгновенно повернулась к нему:
— Нет, Виктор, это не так. Ты просто не понимаешь. Я не боюсь ходить в горы.
— Что же это тогда?
Протянув руку, он с нежностью сжал руку Анны, лежащую на столе. Я увидел, как он предан ей и какое
