– Не торопись. У меня к тебе разговор, – усадил меня обратно серьезный голос. Краткий взгляд на замерших в ожидании шошей, и вздох: – Сидите, чего уж теперь скрывать… Только молча!

Вот честно не знаю, чего в этот момент было больше в моей душе – опасений или любопытства. Видимо, у Таша тоже, потому что питомец поерзал и замер, ловя каждое слово начавшего говорить рарка. Хотя, конечно, обращался тот исключительно ко мне.

– Помнишь, я говорил про условия вызова, которые мне поставил Ньевор? Я тогда сказал, что они связаны с тобой, но не уточнил, как именно. Потому что мне нужно было время подумать, как их выполнить. Теперь же я готов это сделать.

Дьер откинулся на спинку кресла и сложил руки перед собой в замок. Покусал нижнюю губу, на несколько секунд опустив взгляд, то ли сосредотачиваясь, то ли решаясь на признание.

– Обеспечить тебе психологически-комфортное существование среди рарков – вот каковы мои обязательства. И я должен их выполнить вне зависимости от того, кто ты такая, как я к тебе отношусь и какой в дальнейшем будет твоя судьба. Но, сама понимаешь, Медея, что, как выразился Таш, в отношении круглоухой дурочки и умной землянки это две совершенно разные задачи. Да еще и с учетом того, что знает правду о тебе очень ограниченный круг… лиц.

«Лица» благоразумно промолчали, и Шайхот продолжил:

– Говорил я тебе и то, что нет у меня уверенности в том, как воспримет новость Ньевор. Характер у него взрывной, к землянам он настроен негативно, ведь из-за них у Ракиса сейчас проблемы, с которыми так сложно справиться. И его реакция тоже становится моей проблемой, потому что вписывается в условия вызова. Я уже не говорю о том, как на «появление» землянки среагируют соответствующие службы. Поэтому поступим мы следующим образом. Тайна твоего происхождения останется между нами четырьмя. Изменения интеллекта, которые, кстати, Ньевор заметил еще до нашей с тобой встречи, легко списать на эксперимент твоего «деда» с мриссой. Гуз Рьяр ведь на самом деле проводил исследование на круглоухих селянах. Для того и бросил преподавательскую практику, уехал в провинцию и занял не самую престижную должность. Я когда-то был его студентом, поэтому в курсе его поступка. Не знал только, какой именно разработкой увлекся профессор, – в голосе мужчины послышалось искреннее сожаление. Впрочем, оно быстро сменилось на привычно-рациональный тон: – В общем, скажем, что, обнаружив сделанную им настойку, я продолжил опыт своего учителя. Конечно, «умнеть» тебе придется постепенно, но в итоге проявишь себя полностью. Даже учиться в университете сможешь, если захочешь. Я объявлю эксперимент удачным, но, увы, неповторимым, потому что настойка будет «истрачена», а ее рецепт безвозвратно утерян. Гуз Рьяр мертв, записей не осталось. Следовательно, никто не сможет проверить и доказать, что сделать круглоухих умными невозможно.

– Ты предлагаешь мне продолжать лгать? – возмущение, медленно нараставшее по мере этой пафосной речи, затопило меня полностью.

– Это не предложение. Это план, которого ты будешь придерживаться. Для твоего же блага, Медея.

– Нет, – припечатала я, поднимаясь.

– Сядь! – зашипел Дьер. – Мы не закончили.

– Закончили, – стараясь не повышать голоса, отрезала я, негромко щелкнув пальцами и подав сигнал Ташу. Шайхот неприятно дернул головой, вероятно сделав знак Хасу.

В тот же миг между мной и рарком возникла искрящая стена, когда загоревшиеся огнем взгляды шошей схлестнулись. Отступив к дверям, услышала негодующее:

– Медея, прекрати пререкаться! Я не могу выполнять свои обязательства без твоего содействия!

– Насильно никого счастливым не сделаешь. Это всегда заканчивается плохо, – напомнила я, продолжая пятиться к выходу. – Так что спасибо за заботу, но мой ответ – нет.

Отдернув и придержав штору, дождалась, когда по-прежнему удерживающий оборону Таш задом дойдет до меня. Вышли одновременно: он – бормоча какие-то ругательства, я – с внутренней дрожью от собственной наглости и одновременно в полной растерянности. Что теперь делать?

– Может, сбежать? – предложила, озираясь, чувствуя охватывающее меня отчаяние. – В городе спрячемся где-нибудь…

– Зачем нам сбегать? – Таш удивился. – Домой пойдем, и все.

– Но… – я оглянулась на здание столовой, где остались наши противники. – Мы же теперь в противостоянии. Дагон все сделает, чтобы заставить меня подчиниться!

– Ничего Дьер тебе не сделает. Медея, ты разве не поняла? Он же открытым текстом признал, что не имеет права причинять тебе вред. Даже если очень-очень захочет.

– Тогда что сейчас было? – изумилась я, невольно останавливаясь. – Та… которую ты создал… – повела руками, не находя слов, – искрящая такая.

– Понравилось? – с искренним восторгом спросил шош. Даже подпрыгнул, заглядывая мне в глаза. – Красивая защита, правда? Знаешь, сколько на нее энергии уходит?! Зато смотрится отпадно. У нас с Хасом это любимый блок!

– Таш! – воскликнула я. – Вы что, играли?!

– Играли, не играли, – ворчливо засопел питомец. – Уже и умениями похвастаться нельзя.

Вот ведь… Позеры!

Таш оказался прав. Шайхот на самом деле ничего мне не сделал. По дороге в дом нас никто не задержал, ночью в комнату никто не вломился. Утром мы сами пришли в столовую, где наши «противники» уже завтракали. Дьер рассеянно кивнул, продолжая трапезу. Спокойно выслушал обмен «любезностями» в исполнении шошей. Присмотрелся к тому, что я ем, и, подозвав слугу, попросил принести добавки. Сообщил, что если мы планируем развлекаться на площадке, то без Хаса, потому что тот ему сегодня нужен. Спросил, нужно ли мне что-нибудь, а в ответ на мое: «Можно пару пластин для записей?», кивнул: «Хорошо, принесут».

Он вел себя так, словно не было нашего вечернего разговора!

Я понять этого не могла. Хотела было спросить, а потом передумала. Вот оно мне надо, нарываться на неприятности? Правильно. Не надо.

Возможно, я напрасно расслабилась, но плыть по течению в ожидании Ньевора – это все, что мне оставалось в нынешней ситуации. Он – единственный, от решения которого я была зависима. Вернее, хотела быть зависимой. Я же ради него осталась на Ракисе. Если Ньевор меня не примет, тогда… Надеюсь, что тогда он просто меня пристрелит. Потому что жить на чужой планете, потеряв веру в любовь, среди тех, кто одновременно причастен к моим несчастьям и столь же несчастен сам, можно только став бездушным и безжалостным существом. А мне рвать сердце на части и возвращаться к мысли о мести не хотелось.

– Ты опять о плохом думаешь, – пожурил Таш, запрыгивая на скамейку, где мы решили устроиться отдохнуть, потому что до этого два часа бродили по парку. – Мне, конечно, без разницы, какие эмоции поглощать, но понимать, что ты сама себя мучаешь, неприятно. Аппетит пропадает.

– Аппетит? – улыбнулась я, потому что шошей совершенно невозможно серьезно воспринимать. – Ты же говорил, что поглощение от тебя не зависит.