– Они смотрят сюда… указывают пальцами в ту сторону, где Элис и каноэ… идут к ступенькам…

Теперь Малкольм видел яснее, и в самом центре этой суматохи действительно был Жерар Боннвиль. Он-то всем и заправлял, и сейчас толпа уже собиралась нести его кресло вниз по ступенькам, на зеленый газон.

– Скорее, возьми это, – сказал Малкольм, протягивая Асте лоскут.

Тот был ужасно, невыносимо липкий. Аста взяла его в клюв и порхала близко к стволу, пока Малкольм спускался вниз. Оказавшись на твердой земле, он припустил со всех ног к каноэ. Аста спикировала к лодке и положила пропитанный смолой холст туда, куда он ей сказал.

– Нам его хватит? – спросила она.

– Я еще гвоздей туда загоню. Хотя это будет трудно, у меня все пальцы в смоле!

Элис услышала их и сонно открыла глаза.

– Чем ты там занят? – спросила она.

– Ремонтирую пробоину. А потом нужно будет очень быстро убираться отсюда. Можешь открыть ящик с инструментами? И подать гвоздь вон из той жестянки от курительного листа? Скорее.

Элис неуклюже бросилась помогать. Малкольм взял гвоздик липкими пальцами, наметил точку в уголке холста: один удар молотком – и гвоздь послушно вошел в дерево, а Малкольм методично вогнал его по самую шляпку. Та же участь постигла и следующие пять.

– Так, теперь надо перевернуть лодку, – скомандовал он сам себе.

Элис тем временем привстала на цыпочки, чтобы разглядеть, как там дела на террасе. Малкольм поймал себя на том, что любуется ее стройными ногами с напряженными мышцами, тонкой талией, легкой выпуклостью бедер… С безмолвным стоном где-то в груди он быстро отвел взгляд. Да что с ним такое творится? Впрочем, думать об этом сейчас времени не было. Он прогнал эти мысли прочь и по траве потащил лодку к воде. Аста, все еще в облике ястреба, парила так высоко, как только могла, и не отрывала глаз от дома.

– Что они там делают? – крикнул Малкольм.

Элис швыряла одеяла в каноэ. Лира проснулась и заинтересованно наблюдала за ней. Шмель-Пан жужжал вокруг ее головы.

– Они катят его по тропинке, – ответила сверху Аста. – Я точно не вижу… вокруг собралась большая толпа, и к ним бегут еще люди…

– Что будем делать? – спросила Элис, усаживаясь на носу с Лирой на коленях.

– А что нам остается? – сказал Малкольм. – Вверх по водопаду мы уже не поднимемся. Придется выяснить, что там с другой стороны.

Он оттолкнулся от причала и с лихорадочным любопытством уставился на смоляную заплатку.

«Прекрасная дикарка» легко заскользила по воде, и Малкольм глубоко погрузил весло в воду. Аста приземлилась на планшир. Бен сейчас тоже был птицей, и тоже спорхнул безопасности ради к Элис на плечо.

– Тише, сладкая, тише, – проговорила Элис, потому что Лира начала возмущаться. – Скоро мы с тобой будем далеко, а сейчас замолчи.

Они плыли мимо лужаек, где не было деревьев, и Малкольм чувствовал себя выставленным на всеобщее обозрение и ужасно уязвимым. Здесь от дома их не отделяло ничего, и, посмотрев туда, он увидел толпу, которая мчалась в сторону берега. В центре ее что-то маячило – какая-то небольшая повозка… Все указывали на них, а издалека доносился хохот:

– Ха-а-а-а ха ха-а-а! Ха-а ха-а-а!

– О боже, – пробормотала Элис.

– Уже почти, – сказал Малкольм.

Они как раз доплыли до группы деревьев, отрезавших их от дома и сада. Оба берега густо заросли зеленью, и чем дальше они отплывали, тем бледнее становился свет древесных фонарей. Впереди почти все уже погрузилось во тьму.

Почти все. Но в воздухе все еще было рассеяно достаточно света, чтобы Малкольм разглядел две огромные окованные железом створки, тяжелые, древние, укутанные мхом и травами, поднимающиеся прямо из воды, словно ворота шлюза, – отрезающие им путь к спасению. По воде дороги дальше не было.

Элис не поняла, почему они остановились, и обернулась.

– А-ах-х! – беспомощно выдохнула она.

– Может, у нас получится открыть их. Должен быть какой-то выход, – сказал Малкольм.

Но сколько бы он ни вглядывался, вокруг не было видно ничего, кроме густого кустарника, водорослей и тисовых ветвей, нависших низко над водой. Светоносные деревья остались далеко позади, и тьма здесь казалась не просто отсутствием света, а чем-то вещественным и осязаемым, словно сами растения и влага источали мрак.

Малкольм прислушался и не услышал ничего, кроме звуков воды – капающей, плещущей, тихо журчащей. Возможно, река все-таки сочилась сквозь щели в древних воротах, кое-где прогнивших от старости, а может, это просто капало с листьев – однообразно и неустанно. Сзади не доносилось ни звука.

Он подвел каноэ прямо к воротам и осторожно встал, чтобы проверить на ощупь, насколько они высокие. До верха он не дотянулся и не смог даже разглядеть край. Совершенно непонятно было и то, как открываются створки, если ворота все-таки отпереть: то ли разъезжаются в стороны, то ли просто медленно распахиваются под напором воды, а может и вовсе поднимаются вверх. Но если река продолжает течь, а не разливается озером перед воротами, значит, до дна они не доходят. И если есть какой-то механизм, управляющий створками, то искать его следует на берегу.

Все еще стоя и держась рукой за холодное, склизкое дерево, Малкольм посмотрел вправо, на берег…

…и в ужасе отшатнулся так резко, что едва не опрокинул каноэ. Элис испуганно вскрикнула:

– Что? Что такое?

Крепко прижав к себе Лиру, она пыталась различить хоть что-то во мгле, пока Малкольм, весь дрожа, усаживался обратно.

– Там, – выдохнул он, указывая Элис на вещь, которая его так напугала.

Нет, не просто вещь. В зарослях тростника поднималась из-под воды человеческая голова – только огромная, исполинская! Волосы великана были увиты спутанными водорослями и как будто прорастали прямо сквозь ржавую корону, венчавшую голову; кожа отливала зеленым, а длинная борода спускалась на грудь, теряясь под водой. Глаза взирали на путников в лодке со спокойным, миролюбивым интересом. Великан продолжал подниматься, и вскоре из воды показалась верхняя часть туловища. В левой руке он сжимал какое-то древко… может, копье? «Нет, это трезубец», – понял Малкольм, вглядевшись во тьму и различив наверху три острия, тускло поблескивавшие отраженным светом.

Он перевел взгляд на лицо великана и вроде бы уловил в его глазах проблеск благосклонности.

– Сэр, – промолвил он, – нам надо проплыть в эти ворота, если вы не против. За нами гонятся. Не могли бы вы их открыть?

– Ну, нет. Этого я сделать не могу, – ответил великан.

– Но ведь их здесь поставили для того, чтобы открывать, если понадобится! А нам очень нужно!

– Сказано вам – не могу. Они, ворота эти, уже тысячу лет как не открывались. Поставлены же они на случай, если в мире денном начнется засуха.