появилась запись в журнале генерал-адмирала.

Финикус эскадра прошла благополучно, правым галсом. Дул ровный северный, с прохладцей, ветерок. Повернув на южные румбы, эскадра прибавила в скорости. Ветер зашел за корму, паруса вздулись пузом. Попутный ветер, фордевинд, люб морякам. Слева на горизонте угадывалась полоска земли — берега Курляндии. Справа за горизонтом, по счислению пути, прятались обрывистые берега острова Готланд. Земля шведская, неприятельская.

Попался навстречу первый парусник — немецкая шхуна из Гамбурга. На вопрос о шведах шкипер путано пояснил, что видел на горизонте десяток парусов, но не знает, чьи это суда.

Сиверс усилил дозор, к фрегатам присоединились две шнявы. Крейсировали впереди, по курсу на видимости.

Минули сутки, и под берегом заметили два парусника. Сиверс отрядил шняву «Лизетту» опросить о неприятеле.

Эскадра, подобрав паруса, легла в дрейф, ожидая результатов опроса. После полудня «Лизетта» подошла к флагману, на борт по штормтрапу ловко поднялся и легко спрыгнул на палубу лейтенант Ипат Муханов.

— Два брига под английским флагом, — начал рапортовать Ипат, — оба шкипера твердят, что у Борнхольма собрался чуть ли не весь флот швецкий, вым-лелов три десятка, не менее.

Сиверс сдвинул брови:

— Откуда вызнали?

— О том весь месяц в Копенгагене толкуют.

Брови капитан-командора взлетели кверху.

— А как же они сумели улизнуть?

— Так что, господин капитан-командор, шли они ночью под берегом, под конвоем двух своих фрегатов.

Сиверс заложил руки за спину, несколько минут размышлял, шагая по палубе от борта к борту, потом отрывисто проговорил:

— Поднять сигнал, капитанам прибыть к флагману.

Одна за другой подходили шлюпки. В каюте флагмана задымили трубки, загомонили капитаны. Почти три недели не собирались вместе, отводили душу в байках.

Потом военный совет слушал капитан-командора:

— По всем доносам у Борнхольма крейсируют шведы, вымпелов тридцать. У нас втрое меньше. Указ его величества в таком случае не азардировать, в бой с неприятелем не ввязываться. — Сиверс оглядел примолкнувших капитанов и закончил: — Посему единое мое мнение. Возврат в Ревель, ждать указа государя.

Обратный путь занял две недели.

Корабли эскадры еще становились на якоря, а на палубу «Святой Екатерины» поднялся Апраксин. Выслушав Сиверса, генерал-адмирал облегченно вздохнул:

— И то верно. Вестей от тебя не получал, намучился. Пошлем сей же час гонца к государю. Он рассудит, ему виднее, он там у шведов под боком.

В далеком Мекленбурге у царя будто бы все налаживалось с союзниками. После свадебных торжеств в Данциге Петр приказал генералу Репнину поспешить с войсками из Померании к осажденному Висмару:

— Нам надобно в Мекленбурге обезопасить берег для нахождения флота. Датчане и саксонцы копошатся у Висмара. Ты подоспеешь, мы по закону Висмаром завладеем с алиртами нашими.

Но со взятием Висмара произошла осечка. Датчане, саксонцы и пруссаки, прослышав, что русские войска идут маршем к Висмару, всполошились. Никак не хотели делить добычу с русскими войсками. Быстро послали к шведам в Висмар парламентеров. Объяснили, что русские, мол, вас тут грабить будут, и шведы сдали крепость.

Когда генерал Репнин подошел к городу, то перед ним закрылись ворота.

— У нас нет приказания наших повелителей пускать русское войско, вы не штурмовали Висмар, — объявили Репнину.

— Так пошлите за таким приказом, — настаивал Репнин, — а не пошлете, так я своей силой в город войду.

Узнав о выходке «союзников», Петр с досадой сказал Репнину:

— В горой не лезь, разбивай лагерь под стенами, там видно будет. Нам сейчас не с руки с ними свариться. Шведа воевать станем вместе.

По пути из Данцига царь виделся с королем Пруссии и датским королем. Уговорил совместно произвести высадку войск на южном берегу Швеции, в Сконе. Петр питал надежду и на англичан, что они десантируют войска на западный берег. Без поддержки английского флота перебрасывать войска через пролив Зунд было рискованно.

На севере Мекленбурга, в порту Росток, царя уже ждала галерная эскадра Змаевича с пятью тысячами войск.

Залпами салюта приветствовала галерная эскадра вице-адмирала Петра Михайлова. Здесь он узнал, что Ревельская эскадра вернулась в гавань.

В Ростоке царя ждало донесение князя Долгорукова из Копенгагена. Король Дании вдруг объявил ему, что на помощь английского флота рассчитывать не стоит.

— Король Георг весьма встревожен союзом царя Петра с Мекленбургом, — пояснил датский король, — англичане подозревают вашего царя в стремлении навсегда укрепиться в Мекленбурге. Ваши войска и флот оккупировали владения герцога Леопольда.

Петр нервничал, кусал губы. «Начинается свистопляска». Но Долгоруков не знал подноготную этого недовольства, хотя и догадывался, о чем речь.

Английская корона давно метила присоединить к своим владениям, Ганноверу, земли Мекленбурга и выйти к берегам Балтийского моря. А теперь вдруг дорогу перебежали русские.

В отличие от Долгорукова, царь разгадал точно замысел английских министров и послал Куракину указание во что бы то ни стало склонить короля к заключению союза против шведов…

В конце июня галерная флотилия двинулась к Копенгагену. Царь решил на месте рассеять туман недоверия у союзников. В этот же день разведка донесла, что шведская эскадра покинула позиции у Борнхольма и ушла на пополнение припасов и отдых в Карл-скрону. Без промедления Петр направил берегом с нарочным офицером указ Сиверсу: «С получением сего, через 5 часов выйти в море и следовать в Копенгаген».

Нарочный вез указ генерал-адмиралу: «Галерному флоту перейти к Аландам, быть готовым совершить диверсию против шведских берегов, но только с прибытием датской эскадры для прикрытия».

По пути из Ростока в Копенгаген царь отдыхал в родной стихии. Море всегда, даже в шторм, прибавляло бодрости, поднимало настроение, освежало мысли.

Еще раз продумывал предстоящую высадку на берега Швеции. Сейчас у него на галерах 5 тысяч войск, берегом двигаются казачьи полки. Вот-вот двинется корпус Шереметева из Шверина. Основа всего десанта — русские полки. Но что-то стали темнить англичане, да и датчане мельтешат, никакого пока нет прояснения…

Ход мыслей повернулся в другую сторону. Впервые за пятнадцать лет к Петру поступили сведения, что брат Карл склоняется начать переговоры о мире. Из Парижа Конон Зотов пишет, что испанский посол, князь Челламаре, искренне заверил его в стремлении Карла к миру, а сам князь готов быть посредником.

Он, царь, давно был готов к окончанию войны. Цели достигнуты, Россия пробилась к морю, крепко оседлала берега Балтики. Но можно ли доверять взбалмошному брату Карлу?