И того же числа вышеписанному господину бригадиру и майору даны указания, что чинить с приписанном рукой его светлости генерал-адмирала.

В 12-й день, т. е. в воскресенье, вышеозначенные две партии от Хусхолъма восприняли путь свой к Сигниль-шхерам.

В 14-й день получено от вышепомянутой партии известие, что как они при способной погоде от Сиг-нилъ-шхер через Аландсгаф следовали… В 12-м часу пополудни настала великая погода — в темноте и дождь… Оною погодою разбило их врозь, а именно, бригадира фон Менгдена к одной стороне острова Грасо (где… большой маяк) с тремя галерами и с тремя лодками, а досталъные галеры и лодки… на другую сторону… За темнотою ночною стали на якорь… И как стало рассветать, увидели по другую сторону Васерсона в полторы версты четыре корабля, два фрегата и три шнявы и более десяти галер и шхербо-тов, кои тот час пошли в море… Как из тех островов… стали выходить, тогда с кораблей, фрегатов и шняв жестоко стреляли… Однако же наши… вошли в каменные клины, которые от острова Васерсона были недалеко, и при том проходе убили на лодках только одного солдата, другого ранили и у одной галеры отбили нос из пушек… Против 15-го числа к вечеру прибыли к Аланду с достальными галерами и лодками… благополучно…»

Терпение царя иссякло. Шведы успели довольно основательно укрепить берега. А последний августовский день Петр на шнявах «Лизетта» и «Принцесса» еще раз наведался к шведским берегам. Разведка едва не окончилась печально. Хорошо, укрытые батареи шведов открыли огонь. На «Лизетте» перебило рей, «Принцессе» ядро угодило в борт.

«Шведы укрепились надежно. Видимо, караулят и днем и ночью, — ежился царь, глядя на всплески ядер вокруг шнявы. — А ежели море заштормит да разбросает галеры, солдатам в воду сигать придется. Порох подмочат».

Сентябрь закончился, а датчане так и не определились с десантом. Оказалось, что и провизии для десанта не припасено.

Шереметев докладывал царю:

— Почитай, государь, сорок батальонов пехоты у меня да конницы три тыщи. Людей кормить запасу недели на две-три хватит. Дацкие интенданты жмутся, а кони без фуражу по два дня томятся.

«Неужели задумали нас под зиму бросить на шведа? Еще, не дай Бог, провианту не будет в достатке, — переживал Петр, слушая доклад фельдмаршала. — Холода поморозят войско».

Осторожный Шереметев согласился с царем: кампанию против шведов надобно отложить на следующее лето.

Походный журнал Петра подвел итог: «Многократно о походе флота говорено… но к скорому походу склонить не могли; також представлено, чтоб учинить десант от флота всех соединенных к Аланду для проходу наших галер; но датчане своей части дать не хотели».

Царь твердо заявил королю Дании, Фредерику:

— Десанту нынче не быть, понеже время позднее, людей всех не перевезли, диверсия от Аланда не учинена.

Фредерик возмутился:

— Ваше величество, спустя две-три недели наш флот будет готов обеспечить десант.

«Хорош гусь, — слушая короля, досадовал царь, — слово не воробей, потом скажет: то да се, сызнова не готовы». — И он настоял на своем:

— Войска мои притомились, еда у них не ахти. Да и флоту нашему зимовать надобно в своей гавани.

Собственно, Фредерик особенно не огорчался. Дания уже обезопасила себя в проливах, главное, отстоять Христианию в Норвегии. Там теперь под угрозой интересы Дании. К тому же и тридцать тысяч русских войск рядом с Копенгагеном внушают опасение. Куда царь Петр повернет штыки своих полков? Все может случиться.

Отказ от десанта вызвал настоящую бурю негодования в Лондоне. Русские намеренно не желают выступать против Карла. Они ждут не дождутся, когда Швеция захватит Норвегию и направит свой флот в Шотландию с Яковом Стюартом, чтобы свергнуть законного короля Георга. Царь Петр расположился, как у себя дома, в Дании, занял войсками Меклен-бург. Пора проучить царя.

Слава Богу, пока в Копенгагене находится английская эскадра. Норрис — послушный служака.

Приказ короля Георга звучал недвусмысленно:

— Немедленно отправить наше повеление адмиралу Норрису — атаковать русские корабли, захватить царя и держать его до тех пор, пока его войска не уйдут из Дании и Германии.

Не прошло и недели, как королевский указ держал в руках адмирал Джон Норрис. Вчитываясь в смысл послания короля, Норрис невольно вспоминал о встречах с царем Петром, его подарки, а потом совсем недавний обед на «Ингерманланде».

Король королем, но адмирал прекрасно сознавал, что по сути это объявление войны. А такое в Англии возможно только с ведома парламента. Не мудрствуя лукаво, Норрис запер королевский указ в секретер и постарался на время забыть о нем.

В эти самые часы царь отправлял эскадру в Ревель, напутствовал Шелтинга:

— Нынче идти вам к Ревелю не мешкая, шведы покуда в Карлскроне отстаиваются. Стоянку нигде в пути не делать. Разве по крайности, ежели море заштормит. В Ревеле осмотреться и следовать на Котлин, разоружаться. О том я в письме генерал-адмирала уведомляю. Ступай с Богом.

Петр сошел на берег, где его ждала супруга, и направился через Шверин на свидание с прусским королем Фридрихом-Вильгельмом.

«Он покуда единый мой верный союзник, — размышлял по дороге царь. — Гангут открыл нам путь в Европу. Ныне мои эскадры, корабельная и галерная, добрались до Копенгагена. Сие в зависть морским державам. Теперь вполне определилось двуличие Георга и Фредерика, Речь Посполитая и Саксония не в счет. Остается еще попытаться обрести симпатии во Франции. Быть может, сия морская держава да Ги-шпания окажут подмогу в Европе. Об том толкует Ко-нон Зотов из Парижа».

Тревожило сердце царя и неведение в отношении замыслов сына Алексея. Прошлой осенью после родов скончалась его супруга, бывшая принцесса Шарлотта. Сын замкнулся, стал еще более избегать отца. Петр предлагал ему поехать в Копенгаген, принять участие в морской экспедиции. Прошел месяц, а от него ни слуху ни духу…

Под перестук колес царь вспомнил вдруг прошлогоднюю выходку Захара Мишукова…

Возвратившись осенью в Кроншлот, Петр устроил пир не пир, а вечеринку по случаю завершения кампании. На флагмане собрались командиры и те, кто был поближе к царю. Среди них рядом с Петром оказался вездесущий Захарий Мишуков. Вел он себя, захмелев, довольно свободно и в разгар веселья вдруг пустил слезу.

— Чего, дурень, слезы льешь? У нас веселье! — спросил Петр.

— Да как не лить, государь, нынче ты великое дело здесь свершаешь, флот балтийский на ноги поставил, меня, болвана, в люди вывел, моряком сотворил. — Мишуков с тоской посмотрел на Петра, отхлебнул из бокала. — Размышляю, государь, о твоем здоровье, не бережешь себя!

— Береженого Бог бережет, — ухмыльнулся Петр. — Отечества для здоровья не мочно жалеть.

— Так твое благополучие, государь, и для нас, подданных твоих, благо. А вдруг что случится? На кого ты нас покинешь?