За столом давно все смолкли, разговор заходил в опасный фарватер, здесь уже торчали угрожающие подводные камни.

— Как на кого? — с виду беззаботно ответил Петр. — У меня есть наследник, царевич.

— Ох, да ить он глуп, все расстроит, — не унимался посоловевший Захарий.

Петр вдруг захохотал, треснул Мишукова по затылку:

— Дурак, этого при всех не говорят!.. Разговор на Котлинском рейде запал в душу Петра, и он вспоминал о нем не раз…

Встречей с прусским королем царь остался доволен, Фридрих-Вильгельм без колебаний заверил его в своей дружбе в противостоянии со Швецией.

В Амстердаме, по пути в Париж, царя ожидало тревожное письмо от Меншикова. Накануне из Копенгагена сообщили о гибели шняв «Лизетты» и «Принцессы». Ураганный ветер сорвал их с якорей и бросил на скалы. Нечто подобное произошло и в Ревеле, куда прибыла в полном составе эскадра в последний день октября.

Не успели суда привести себя в порядок, как начался шторм небывалой силы. Северный ветер развел большую волну, разломало пристань в гавани, сорвало с якорей половину кораблей, понесло к берегу на камни и отмели. «Фортуну» и «Святого Антония» выбросило на камни, пробило днище. Оба корабля штормовые волны завалили на бок, несколько дней било их о камни, разломало на части. Флот лишился двух добротных судов.

Меншиков утешал царя, приводил пример гибели Испанской армады во время шторма и слова короля Испании: «Я послал флот против неприятеля, а не против Бога и волн».

Горечью и тревогой отозвалось это в душе царя. «Храни, Боже! — ответил он Меншикову. — Все наши дела ниспровергнутся, ежели флот истратится».

Царь знал историю лучше светлейшего князя. В ответ на сочувствие напомнил заключительные слова короля Филиппа: «Слава Богу, имею еще флот в сундуках». «А в нашей казне шаром покати».

Не одного царя печалили потери в морской силе российского флота. В гости к старинному приятелю из потешных царя Федосею Скляеву нагрянули в преддверии зимы братья Сенявины, Иван да Наум. Недавно они вернулись с эскадрой из Копенгагена, разоружили свои 50-пушечные корабли, отвязали паруса, сняли реи, стеньги, поставили на зимнюю стоянку.

Долго не виделись друзья, больше года, было чем поделиться. То Иван рассказывал о Севере, как перегоняли корабли, огибали Скандинавию, прихватывали штормы в Северном море, то Наум делился впечатлениями о Лондоне, британских порядках. Потом Скляев поведал о столичных новостях за минувшее лето. Среди прочего вспомнил о царевиче:

— Отъехал он за границу к государю. Слух прошел, до государя не добрался, где-то завернул на сторону.

Наум усмехнулся:

— Куда бы ни забрался, сыщется. От государя не схоронишься, с-под земли достанет.

Заговорили о делах флотских, кораблях, вспомнили о Салтыкове в Копенгагене: погибла «Лизетта», построенная Федором.

— Царство ему небесное. — Выпили, помолчали.

Первым заговорил о покойном Скляев:

— Сколь горазд был Федор в корабельной архитектуре, поболее моего. Умен, честен и благороден. Не отнимешь.

— Да-а, — протянул Наум. — Сколь же не по совести обесчестили его паскуды доносом. Червем в душах у нас, русских, зависть живет. Токмо бы напакостить ближнему да извести. А Федор безвинно пострадал. Сие я не уразумел, покуда в каморке его лондонской не побывал. Доподлинно могу нынче уверить: деньги-то посылались в Гаагу послу, князю Куракину, он их выдавал по своему раскладу. Салтыкова иногда и на порог не пускал, сам деньгами распоряжался с иноземцами…

— Да и я помню, — перебил его Скляев, — что сам Федор толковал мне, что ему надлежит добротность кораблей блюсти и пропорции добрые усматривать.

Наум грустно усмехнулся:

— То-то и оно. Салтыков все улаживал с купцами, требовал с них порядочности, они с него — деньгу. Куракин-то жаден до денег, сам отсчитывал, а то и вовсе задерживал. Все шишки на Салтыкова. Помнишь, Федосей, корабль шведы перехватили?

— Как не помнить, шуму было немало.

— Там англичан, два десятка офицеров, шведы пленили, но нанимал-то их Федор. Они женкам отписали в Англию, что живут и босы, и голодны. Те женки на Федора с кулаками, плати, мол, деньгу, вызволяй из плена, ты нанимал, не то в тюрьму засадим…

Иван перебил брата:

— Куракин-то об этом ведал?

— Князь ему шиш показал. Федор писал самому государю.

— Ну! — подался вперед Иван.

— Ни ответа, ни привета Федор не дождался.

Тягостное молчание прервал Скляев:

— Помянем еще безгрешную Федорову душу, царствие ему небесное.

Петр направился в Париж не для легкой прогулки по Елисейским полям.

Минувшая кампания сбросила покров лицемерия с английской дипломатии, обнажила неоправданные страхи датской короны. Обе державы, на стороне которых выступала и Голландия, явно препятствовали активным действиям царя на Балтийском море. Английские, голландские, немецкие купцы пока прочно удерживали в своих руках торговлю на море. В этом таилась главная причина неприязни и даже скрытой ненависти к России с ее растущей морской силой. Деньги, деньги, только они превалировали над другими интересами морских держав. А ну как русские перехватят денежные потоки, выгоды от морской торговли, еще, чего доброго, надолго осядут на берегах Зунда.

Трудно, тяжко приходилось России в одиночку тянуть лямку войны. Потому-то Петр и держал путь во Францию, чтобы попытаться найти союзника на берегах Сены.

Францией правил на деле регент герцог Филипп Орлеанский. Семилетний Людовик XV, сын «короля солнца», присутствовал на всех церемониях лишь для формы.

Регент устроил царю пышную встречу. Маршал Тессе с эскадроном лейб-гвардии встретил царя на границе, и в сопровождении эскорта царь въехал в столицу Франции. Привыкших к роскоши французов сразу поразил отказ царя остановиться в королевском дворце Лувра. Петр велел поставить его походную кровать в одной из гостиниц.

Утром царю сделал визит герцог Орлеанский. На первой же встрече переводчик, князь Куракин, изложил взгляды царя на цели визита.

— Поставьте меня на место Швеции. Система Европы изменилась, но основой всех ваших договоров остается Вестфальский мир. Почему в свое время Франция объединилась со Швецией? Потому что тогда король Швеции владел землями в Германии, и силами Швеции и ваших союзников в Германии этот союз мог уравновесить могущество Австрийской империи. Теперь это положение изменилось: Франция потеряла союзников в Германии, Швеция, почти уничтоженная, не может оказать вам никакой помощи. Сила Российской империи бесконечно возросла, и я, царь, предлагаю вам себя на место Швеции. Я вижу, что огромная мощь австрийского дома должна вас тревожить, а я для вас не только займу место Швеции, но и приведу с собой Пруссию.

Слушая царя, регент уже имел вполне определенный взгляд на предложение Петра. Ослабевшая Франция после Войны за испанское наследство нуждалась в прочных связях с ближайшим соседом, бывшим соперником, Англией. Этот союзник мог конкретно помочь в противостоянии с Испанией. Поэтому он туманно ответил царю: