Никоновская летопись содержит и другие рассказы о подвигах Алеши Поповича и его товарищей. В статье 6509 (1001) года, имеющей особый подзаголовок «Богатыри», читаем следующий текст:

«Александр Попович и Ян Усмошвец, убивший печенежского богатыря, избили множество печенегов и князя их Родмана с тремя сыновьями его в Киев к Владимиру привели. Владимир же сотворил празднование светлое и милостыню многую раздал по церквям, и по монастырям, и убогим, и нищим, и по улицам — больным и страждущим…»

Под 6512 (1004) годом: «Пришли печенеги на Белгород. Владимир же послал против них Александра Поповича и Яна Усмошвеца со многими силами. Печенеги же, услышав, бежали в Поле…»

Под теми же годами следуют рассказы и о других Владимировых богатырях. В 1000 году «преставился Рагдай удалой, коий наезжал на триста воинов. И плакал о нем Владимир, и похоронил его с отцом своим митрополитом Леонтом». Под 1004 годом: «В том же году Андриха Добрянкова храброго отравою смертною окормили свои же слуги…»

Как можно догадаться, автор летописи черпал свои сведения о киевских богатырях не только из народных преданий и былин. Так, прочитав в летописи о преставлении некой Малфреди (судя по имени, дочери или жены некоего Малфреда) и приняв ее имя за мужское, он пришел к выводу о гибели еще одного богатыря: «В лето 6510 (1002) преставился Малвред сильный».

Но в Никоновской летописи есть и такие известия, которые трудно принимать за заимствования из народных преданий или творчество самого летописца. Они-то и дают основание предполагать наличие у книжника XVI века какого-то древнего источника, не дошедшего до нас. О некоторых известиях такого рода — например, о природных катаклизмах, засухе, половодье или наоборот «умножении плодов» — мы уже говорили в предыдущей главе. Вот еще уникальные свидетельства летописца XVI века.

Под 1002 годом сообщается о пополнении княжеской семьи: «Родился Святославу сын Ян». (Очевидно, речь идет о древлянском князе Святославе Владимировиче, сыне Владимира Святого.) В том же году было «течение звездам» и «дожди многи». Под 1004 годом еще одно «нейтральное» известие, кажется, не актуальное для книжника XV или XVI века: «Убиен Темир, князь печенежский, от сродников». В том же году «знамение было в солнце, и в луне, и в звездах». В 1008 году «были прузи многи», то есть нашествие саранчи.

У последующих поколений русских людей Киевская Русь и ее князья навсегда заслужили благодарную память. «Историческая эпоха, в делах которой весь народ принимал участие и через это участие почувствовал себя чем-то цельным, делающим общее дело, всегда особенно глубоко врезывается в народной памяти, — писал выдающийся русский историк Василий Осипович Ключевский. — …Последующие поколения вспоминали о Киевской Руси как о колыбели русской народности». И подлинным олицетворением этой эпохи, олицетворением того единства, которое столь сильно осознавалось в жестокие и смутные времена засилия татар, раздоров и распрей, выпало стать именно «ласковому князю» Владимиру. Он не прославился какой-то особенной лихостью на поле брани, подобно своему отцу; он не совершал богатырских подвигов и был скорее политиком и дипломатом, чем воином. Авторы былин порой подсмеивались над ним, над его тщеславием или непамятливостью. Киевские богатыри нередко обижались на своего князя. Но в тяжкую минуту они все-таки приходили ему на выручку. Ибо князь Владимир — и летописный, и былинный — никогда не «охабився» родной земли, но неизменно заботился о ней, заботился и потакал своей дружине — и не только ей, а всей «земле», которая именно при нем была вовлечена в государственную жизнь и приобрела государственные очертания.

Удивительно, но и былины, и летописи, и даже церковные Жития — памятники, казалось бы, совершенно разного происхождения и разной направленности — почти одинаково изображают князя Владимира, порой используя даже сходные эпитеты. Оборона родной земли от нашествия «поганых», миры с «окольними» странами, твердость в вере, строительство городов и украшение церквей, правый суд и милостыня, забота о нищих и больных — все эти добродетели ставят в заслугу Крестителю Руси и сказители «старин», и летописцы, и писатели-агиографы. Позднейший автор «Похвального слова князю Владимиру» рисует портрет святого едва ли не на основе народных преданий о «ласковом князе» Владимире (хотя и не без влияния традиционных житийных форм):

«Свойственные же от Бога дарования сии были: мужеством светел во всем, храбр душою, остр умом, мудростью слова глубок, в правосудии прав, в подаянии готов, красен (красив. — А. К.) лицом, в бранях мужествен, на варвары велик, в междоусобных непобедим, в вере православной крепок и непоколебим, в видении красен же и благовиден, радостен лицом, кроток, благоприступен, тих, зело милостив, правосуд, благоутробив, человеколюбив».

Князь Владимир Святославич — как некий собирательный образ князя киевской поры — стал героем не только русских былин, но и западноевропейского эпоса. Еще в середине XIII века в Норвегии была записана сага, представляющая собой пересказ древних германских эпических сказаний о короле остготов Теодорихе — «Тидреке Бернском» (то есть Веронском; Верона — город на севере Италии, столица Остготского королевства), жившем в конце V — первой четверти VI века. Часть событий, о которых рассказывает сага, происходили на Руси («Русиланде»), которой правил конунг «Вальдемар Хольмгардский» (то есть Новгородский). Чудесным образом князь Владимир оказался современником самого Теодориха и жившего еще раньше прославленного правителя гуннов Аттилы (ум. 453).

События в саге сменяются с калейдоскопической быстротой. Аттила и Вальдемар (разделенные в действительности более чем половиной тысячелетия) беспрестанно воюют друг с другом — то в «Гунниланде» (стране гуннов), куда вторгается со своим войском Вальдемар, то в «Пулиналанде» (Польше), Руси или «стране вилькинов» (Скандинавии), подвергшихся нападению Аттилы и Тидрека. Вальдемар осаждает Тидрека в одной из его крепостей — но проходит немного времени, и уже Тидрек с Аттилой осаждают русских в Палтескии (Полоцке) и Смаланде (Смоленске).

Сага изображает Владимира сильным и храбрым воином, почти не знающим поражений. Сам грозный Аттила не раз бывал бит им на поле брани.

«Конунг Вальдемар смело едет вперед и побуждает русских и велит трубить в рога, — рассказывает сага об одной из битв двух непримиримых врагов. — Поднимается тогда великая сеча и шум от возбуждения и натиска русских, и пало много из войска гуннов. Дело дошло до того, что конунг Аттила бежал со всем своим войском, а до того он потерял не меньше десяти сот своих людей… Потерпели они поражение и с бесчестием поехали домой в Сузу».

Как и следовало ожидать, единственными, кому удалось справиться с русским конунгом, оказываются герой саги Тидрек и его родичи — славный остготский род Аумлунгов. Сначала Тидрек дважды побеждает своего тезку, сына конунга Вальдемара, а затем, в битве при Смаланде, встречает главные силы русских.

«А конунг Тидрек бьется в войске, как лев в стаде. И весь он в крови, также и его конь. И вдруг встречает он перед собой знамя и отряд самого конунга Вальдемара, едет на него отважно и поражает рыцаря, который держал знамя, в его правую руку… и знамя упало на землю. Вместе с тем он наносит смертельный удар самому конунгу Вальдемару. После этого поднимаются великий клич и шум со стороны Аумлунгов и гуннов, и один возбуждает другого, а русские валятся сотнями. Тут побежали русские, было их повалено перед тем, как кустарника, там, где они сошлись. Аумлунги и гунны бьются весь тот день, ночь и следующий день и убивают всякого, кого могли остановить, и только малая часть убежала». Так погиб конунг Вальдемар, и этот подвиг еще больше прославил Тидрека.